Властелин суда - Роберт Дугони

Мотрин приглушил боль настолько, что он смог сесть в постели без того, чтобы каждая кость его не взвыла, моля о пощаде. Туман в голове, такой же плотный, как туманы, порой накрывавшие его ферму, продолжал редеть, и фигуры в комнате стали двигаться в реальном времени, а не в некоем призрачном, повернутом вспять, как это бывает во второсортном японском кино. Алекс сидела на стуле возле его кровати, а высокий худощавый мужчина, ранее стоявший в дверях, теперь мерил шагами комнату в изножье кровати. Директор ЦРУ Уильям Брюер был безукоризненно одет, накрахмален и выутюжен, в прекрасно сшитой белой рубашке с темно-синим галстуком и при запонках. С правой кисти свисала золотая цепь, а седоватые, цвета соли с перцем волосы были того же оттенка, что и полоски на его костюме, пиджак от которого висел на спинке стула. Подбородок его украшала густая щетина, хотя явственный запах одеколона и говорил о том, что он недавно брился — возможно, после дневной разминки. Судя по его спортивной фигуре, он регулярно играл в сквош или «ракету». Выражение лица его было кислым, как у человека, только что выложившего кругленькую сумму за невкусный обед.

— Мне звонил глава Мексиканской разведывательной службы и выражал недоумение, почему мы вдруг заинтересовались организацией, которая вот уже тридцать лет как не существует. — Говоря, Брюер продолжал мерить шагами комнату. — Я понятия не имел, о чем он говорит, хотя и не сказал ему об этом. Он заявил, что ему позвонил начальник нашего отделения в Мехико и попросил информацию относительно крыла группировки, называющей себя Фронт освобождения Мексики, и особенно относительно так называемого «Пророка». По-видимому, запрос исходил от Джо Браника. — Брюер сделал остановку и пронзил Дженкинса самым внушительным из своих взглядов крупного чиновника. — Вы объясните мне, что все это значит, агент Дженкинс?

Несмотря на боль, Дженкинс не смог сдержать улыбки.

— Ко мне уже тридцать лет так не обращались, мистер Брюер.

Брюер кивнул.

— Знаю. Я читал ваше досье. Там вы характеризуетесь как помешанный окончательно и бесповоротно. — Он бросил взгляд на Алекс. — Однако агент Харт утверждает, что это не так. А еще она говорит, что вы, как никто другой, можете помочь нам понять, что происходит, и в обоих случаях я склонен ей поверить. — Брюер сверился с часами. — Дело в том, что, если что-то происходит, мне лучше узнать об этом срочно. Потому что минут через десять президент готовится обратиться к нации и подтвердить сообщение из Мексики о договоренности значительно увеличить закупки нефти и природного газа, которые мы там производим. Друзей на Ближнем Востоке это заявление нам не прибавит. — Качнув стул, на спинку которого он повесил пиджак, Брюер оседлал его и заерзал, усаживаясь поудобнее. — Агент Харт просветила меня насчет теории Джо Браника о возможном возрождении этой группы — Фронта освобождения Мексики. Мне хотелось бы услышать ваше мнение.

— Это не теория.

— Глава Мексиканской разведывательной службы другого мнения. Он утверждает, что не нашел никаких признаков, подтверждающих существование этой организации сейчас; ему кажется забавной наша озабоченность делами тридцатилетней давности. Он сказал, что у них достаточно хлопот с современными террористами. Что ловить призраков они не намерены.

— А в семьдесят третьем они этим занимались, — сказал Дженкинс. — Как и мы.

— Вы про Эль Профету?

— Про него.

Движением подбородка Брюер указал на круглый стол за его спиной — там лежала раскрытая картонная папка.

— Я читал ваши донесения насчет него. Но позвольте мне сказать, что пока вы занимались всякой чепухой, мы провели большую работу по изучению всех сведений об этой организации вообще и этом человеке в частности. И все показания сходятся в том, что Эль Профеты либо не было в природе вообще, либо он умер. О нем вот уже тридцать лет ни слуху ни духу.

— Ваши показания неверны.

Брюер глубоко вздохнул и шумно выпустил воздух, пристально глядя на Дженкинса — он остался при своем мнении, но напрочь отвергать мнение Дженкинса тоже не хотел.

— Хорошо. Объясните мне, почему вы так думаете.

— Потому что нефтяной рынок для Мексики — это предмет священный. Кастаньеда не собирается заключать соглашение, которое открывало бы двери в Мексику американским нефтяным компаниям и позволило бы им вновь хозяйничать в стране.

Брюер взял в руки дневной номер «Пост» и поднял его так, чтобы Дженкинс мог прочитать заголовок: «Мексиканско-американский нефтяной саммит, как утверждают, близится».

— Вы ошибаетесь. Он уже согласился. Президент подтвердит, что саммит состоится послезавтра и начнется с церемонии на Южной лужайке утром в пятницу.

Дженкинс покачал головой.

— Нет, это вы ошибаетесь. На проведение саммита он действительно согласился. Но договор по нефти заключен не будет.

— Переговоры состоялись и закончены, агент Дженкинс. А саммит — это будет всего лишь шоу.

— Может быть, это и будет шоу, но не такое, какого все ждут.

— Что вы имеете в виду?

— Дирижирует саммитом он.

— Кастаньеда?

— Да.

— Вы считаете, что он и есть Эль Профета?

— Нет. Слишком молод. Но я считаю, что он действует по указке Эль Профеты.

— Эль Профета стоит и за соглашением, и за саммитом?

— Да, потому что он знает Роберта Пика. Знает обещания, данные Пиком американскому народу, и его намерения эти обещания выполнить. И он использует это как приманку, чтобы заманить Пика на переговоры.

— Зачем?

— Чтобы приблизиться к нему. Ему почти удалось сделать это в Южной Америке. Но помешала смерть Джо Браника. Поэтому ему пришлось изменить свой план. Он изобретателен. А еще он упорен и терпелив. Почему бы и не потерпеть? Ведь он уже тридцать лет этого ждет. Вот он и велит Кастаньеде обнародовать переговоры и втянуть в них Пика, потому что знает, что это сработает, знает Пика как высокомерного сукиного сына, которого заботит только одно — его карьера. Что и делает неизбежным саммит и его скорейшее проведение.