Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

В кассе сидела все та же старуха с жемчужными серьгами – очевидица и свидетель. Она узнала Катю, и глаза ее расширились, рот открылся.

– Проходите, проходите!

Катя протянула ей деньги за билет. Маленький музей нуждался в средствах.

– Кто сейчас замещает Нину Кацо?

– Хранитель научного отдела и отдела новых поступлений. Денис Григорьевич. Позвать его?

– Нет, я просто пройдусь по залам.

Она вошла в первый зал, вспомнила, как они в первый раз побывали здесь, в музее, с Мухиной. Что же, все на своих местах.

Катя шла, разглядывая огромное количество фотографий. Снимки земли из космоса. Снимки МКС. Групповые снимки каких-то людей с подписями под ними. Карта созвездий в виде старинной гравюры, где созвездия изображены в виде мифологических героев и представляют собой этакую небесную толпу бродяг, испещренных точками звезд и соединительными линиями. Музейные витрины – в одной какие-то камни на подставке. Метеориты? В другой…

Катя подошла к этой витрине вплотную.

Белый космический скафандр. Она видела его в прошлый раз.

Это не его скафандр…

И это не тот, в котором выходят в открытый космос.

В таких скафандрах они фотографируются на старте, а потом взлетают.

Катя приложила руку к витрине и провела по линиям скафандра. Захотелось прикоснуться к нему, ощутить…

Его кожа у нее под пальцами…

Как он сказал – все пялятся…

Как он сказал там, в доме – хотите чаю? Когда она была готова разреветься от обиды и досады, что упустила самое главное?

Как он появился впервые, когда они осматривали его дом, разоренный кражей…

Кража…

Катя вошла в следующий зал. Она хотела увидеть его картины. А вот и они. Снова абстракции. И опять очень много черного цвета. И ярко-белый, почти серебристый. Это так выглядит в космосе Солнце? Он говорил об этом. Нина Кацо отобрала для выставки вот эти его полотна и сомневалась, что их кто-то когда-то купит. Но это ведь не вернисаж-продажа.

В нем есть нечто, что не находит себе места. Нечто, чему тесно у него внутри, и оно выплескивается наружу в виде этих красочных и одновременно мрачных абстракций.

Может, он тоскует по полетам?

Жалеет, что покинул отряд космонавтов?

Они же – закрытый клуб избранных. Что мы, земляне, знаем о них? В дни юбилеев мелькают на телеэкранах великие космические старики. Но наши современники… Их, в общем-то, нигде не видно. Ни на светских тусовках, ни в политике, ни в телешоу, ни в повседневной жизни. Здесь, с нами, на Земле они все равно словно отгорожены от нас невидимой стеной из прозрачного стекла. Быть может потому, что…

Они, эти новые звездолетчики, видели наш шарик и нас всех вот так…

Катя сама себе показала пальцами размер теннисного мячика. Нет, вот так – она раздвинула руки до размера арбуза.

Может, им сложно адаптироваться, снова заставляя себя воспринимать как нечто большое, глобальное то, что они видели бесконечно малым и хрупким, уязвимым?

Может, поэтому им трудно общаться с другими? И они общаются внутри своего круга, клуба – там, в Звездном? И потом, там ведь секреты. Они не посвящают нас во все, что им известно.

Но Он же даже от этого отторгнут сейчас. От своих.

В первом зале послышались голоса. Катя вернулась туда и увидела молоденького взволнованного бородача в мешковатых джинсах и растянутом свитере в компании Василисы Ларионовой. Бородач протягивал молодой женщине толстый пакет.

– Здесь все. Я собрал. Лежало у Нины Павловны на столе. В будущем обязательно сделаем экспозицию. Не знаю, кого нам назначат новым директором, но выставка состоится.

Катя поздоровалась. Василиса при виде ее радостно всплеснула руками. Бородач – это был хранитель, исполняющий пока обязанности Нины Кацо, – взволновался и оживился.

Надо же, хоть кто-то радуется появлению сотрудника полиции…

Катя читала по их лицам – и они знают, новости облетели ЭРЕБ.

Они с Василисой вышли из музея. Та прижимала к груди пакет.

– Снимки Дима попросил забрать, – пояснила она. – Он сегодня занят в лаборатории до позднего вечера. Боится – затеряются в неразберихе. Он очень трепетно относится ко всему, что связано с памятью его матери.

– Я заметила, – сказала Катя. – Жаль, что так получилось. Что выставки, посвященной академику Ларионовой, не будет.

– Ничего, пробьем это позже, – Василиса не унывала. – Слушайте, вы его поймали, да? Это он?

Сколько раз за сегодняшний день Катя слышала этот вопрос!

– Произошло нападение на пенсионерку и…

– Я знаю, мне приятельница в Фейсбуке сообщила – это уборщица в том самом магазинчике на площади, где работала продавщицей та, которую нашли на остановке. Это просто что-то невероятное! Он что, сумасшедший?

– Его поймали с поличным во время нападения. Ему назначат психиатрическую экспертизу. Непременно.

– В Сети пишут – он работал водителем автобуса.

– Да.

– Ну! Все сходится. Автобусные остановки… Это так страшно. – Василиса откинула назад свои густые темные волосы. – А вы в музей просто так зашли или что-то искали?

– Я хотела посмотреть экспозицию. Василиса, можно вас спросить?

– Да, конечно!

– Вы Чеглакова Константина хорошо знаете?

– Константина Константиновича? – Василиса вдруг озорно и лукаво улыбнулась. – Такой мужчина, да? Я – не очень. Но Димка его знает с детства. Его мать всегда была ангелом-хранителем для него. Взяла к себе в НИИ. Потом хлопотала за него, чтобы он в космонавты прошел, там же отбор у них – жесть!

– А Иван Водопьянов?

– Это все старые друзья. Я Ивана узнала через Диму. Давно это было, после школы. Кстати, он чуть не женился на дочке тети Аллы – Мальвине.

– Как ее зовут?

– Мальвина. Правда – жесть? – Василиса захихикала. – Они, наши предки, спятили тогда, что ли, все? Я Васена… Она Мальвина. Меня Васькой-котом в школе дразнили, ее Мальком.

Катя поняла: Алла Мухина никогда не упоминала при ней имя дочки. Зачем так глупо называть своих любимых детей, давая им дорогу в жизнь?

– Это все протест против религии, против попов, – трещала Василиса. – Здесь же наукоград. Сплошные иллюминаты в душе. Как у Дэна Брауна – Ангелы и Демоны. Попы бы больше совались, куда их не спрашивают. Искусство оценивают! В Новосибирске, я слышала – это же был знаменитый Новосибирский академгородок, – сейчас черт-те что… Там какой-то благочинный во всеуслышание назвал балет Чайковского «Щелкунчик» оккультной сказкой. Ну и что вы хотите после этого? Здесь в пику попам детей Мефисто начнут называть. А с другой стороны, когда слушаешь хор Александро-Свирского монастыря, византийский распев – на глазах слезы. И душа… Уж точно знаешь, что душа есть и