Цезарь: Крещение кровью - Владислав Викторович Морозов

Начал разрабатывать новую философскую систему — философию преступления. Как только он не называл свою работу! И «Идеологическая платформа мафии», и «Настольная книга профессионального рэкетира», хотя организованным формам преступности он уделял не так уж и много внимания.

Саша был наблюдательным человеком и не мог не заметить, насколько изменились его люди. Во-первых, во всех вылазках они держались иначе. ВДВ мог обозвать своих боевиков обормотами, но уже не жаловался, что тратит больше времени на объяснения, чем на сам налет. И штатскими их не называл. Одно удовольствие было с ними работать — действовали слаженно, четко, гладко, как хорошо отрегулированная машина. Во-вторых, после «учений» отряд стал гораздо сплоченнее, уже не наблюдалось четкого разделения на ветеранов и новичков. И в-третьих, люди научились молчать. Наметившееся отчуждение между ясенсвским крылом и основным составом Организации усилилось, стало глубже после того, как разнесся слух об их частых встречах с Артуром. Пожалуй, это был последний слух, исходивший из Ясенсва.

Создавая разделительную полосу, Саша преследовал вполне определенную цель. Он не хотел быть расстрелянным по приговору суда, а добиться этого можно только в том случае, если никто даже не догадается, чем именно занят Цезарь. Кстати, теперь его все чаще в лицо называли Кровавым; все были уверены, что Артур должен передать ему свои полномочия аварийщика, для этого же Цезарь переучивает своих людей. Его боялись заранее.

Конечно, новых аварийщиков из них никто делать не собирался, но ведь отряд создавался как спецназ, а Саша до этих пор занимался только рэкетом и перебранками с остальными группировками. И, наконец, в октябре они вспомнили, что они универсалы. Наглые, среди бела дня, кражи со взломами, грабеж, разбой, угоны, мошенничество... За короткое время «послужной список» людей Цезаря разнообразился, засиял всеми цветами радуги. Зато ни одного убийства не было. Ухитрялись обходиться без жертв, оставаясь невидимками.

Отец и Артур восторгались — надо же, какой сильный отряд у Цезаря получился, а никто не задумывался над тем,

Какая воля и сколько сил понадобилось, чтобы удержать этот отряд в подчинении... Это ведь не бессловесная сила, это живые, сообразительные и своенравные люди. И очень гордые. Всех их надо объединить, всем и каждому доказать, что командует Цезарь не по праву сына босса, а по праву самого способного. Последнее время он следил не за своими людьми, а за тем, как бы не ошибиться самому. Свои же ошибки, как известно, замечать куда сложнее чужих...

Зазвенел телефон. Саша направился в гостиную, где у него стоял АОН, глянул на табло. О боги, опять Вика... Как же она его задолбала! Танька хоть глупее, зато в крутые не рвется и не пытается разобраться во всех тонкостях его двойной жизни. Поколебавшись, он поднял трубку. - Да?

— Привет, Сашуля, — раздался приторный голос. Почему Вика считала, что ему нравится этот тон?

— Привет.

— Я надеюсь, что оторвала тебя не от важных дел.

Он засмеялся.

— Ты оторвала меня от одного из самых важных в жизни каждого человека дел.

— Никак ты не один?

— Один, как перст. Я занят уборкой своего жилища. У меня неделю руки не доходили, так что я воспользовался первым свободным вечером.

— А-а... — Она не то на самом деле была разочарована, не то под разочарованием прятала радость, что «ее» обожаемый Цезарь не дал ей повода для ревности. Второе вернее. — А я мечтала, что мы сходим куда-нибудь вечером...

— Ничего не выйдет, Вика. У меня нет прислуги, я сам себя обслуживаю, и если я пойду развлекаться, то никто за меня не уберется. А у меня еще стирка.

— Послушай. — Она оживилась. — Давай я помогу тебе? Я все-таки женщина и с домашними делами справиться могу.

Да уж, валютная путана — в роли бесплатной уборщицы; Саша еле удержался, чтобы не фыркнуть. Надо быть Цезарем, чтобы позволить себе такую роскошь. Но вслух, разумеется, сказал другое:

— Вот именно потому, что ты женщина, я и не могу позволить тебе делать за меня грязную работу.

— Работа не бывает грязной, грязными бывают люди, сам говорил, — не отставала Вика. — Что ты каждый раз упираешься, в самом деле?

— Вика, сегодня я Намерен заниматься домашними делами, а потом по-человечески выспаться, — резко ответил он. Последнее время она позволяла себе слишком много. — В твоих услугах на эту ночь я не нуждаюсь.

Как он сейчас жалел, что год назад подпустил ее слишком близко... Хотя, надо отдать ей должное, в постели она просто великолепна. Может, пусть приедет? Хоть ужин при-готовит, пока он с уборкой и стиркой покончит. Ага, а потом он на лекциях спать будет?

— Вика, ты готовить умеешь?

— Н-ну, как... Я, конечно, не шеф-повар...

— Ты можешь что-нибудь сообразить на ужин, чтобы мне на кухне не возиться?

— Могу.

— Тогда приезжай.

Наверное, Вика была счастлива. Все мужики — от отца до его парней — удивлялись: как он может так обращаться с женщинами? А Саша удивлялся — как женщины это терпят? Сам он не стал бы даже разговаривать, услышав такой тон. А они — ничего. Пожалуй, это был один из немногих случаев, когда Саша был согласен с Хромым: если люди позволяют себя унижать, значит, им это нравится.

Нет, конечно, в мире существовали женщины, достойные уважения, Саша знал нескольких таких, но ни с одной из них ничего не имел. Из девушек, близких ему по возрас-ту, это, во-первых, была Галя Дал матова, во-вторых, Ира Сормова, Мишкина любовь. А в-третьих, Снежана, секретарша начальника гаража в отцовском кооперативе, которую Валерка зазывал на роль шпионки. У нее, кстати, неплохо получаюсь. Снежана была лесбиянкой, что не мешало ей принимать приглашения в ресторан чуть ли не от всех мужчин, работавших в кооперативе. К некоторым она теряла интерес сразу же, после первой попытки поцеловать ее, а с некоторыми — как с Сашей - - у нее завязались дру-жеские отношения. Саше нравилось болтать с ней, нравилось перебрасываться колкостями и остротами, нравилось

То, что она не воспринимала его как объект сексуального влечения...

Трель дверного звонка. Ага, это Вика явилась. Саша открыл тяжелые двери; золотистые волосы Вики были припорошены снегом.

— На улице опять метет?

— Да. Мокро, грязно — фу. И снег сыплется... Боже, на кого ты похож?

— А что такое? — искренне удивился Саша.

Он непонимающе разглядывал свое отражение в большом зеркале, висевшем в коридоре. Вид как вид: