Жажда смерти - Кирилл Шелестов

Он уже готов был поверить в искренность генерала и сделать все, что тот от него хотел. Но ему мешало тягостное удушливое предчувствие, шевелившиеся в глубине его души. Оно подсказывало, что его загоняют в западню, из которой ему, Пахом Пахомычу, уже потом никогда не выкарабкаться.

Возможно, если генерал попросил бы его подписать что-то здесь и сейчас, то Пахом Пахомыч так бы и поступил. Но едва генерал упомянул про следователя, как Пахом Пахомыч вдруг ясно осознал, что ничего сейчас не закончится. Что его будут мучить вновь и вновь, принуждая к каким-то новым поступкам, каждый из которых будет тяжелее и болезненнее предыдущих.

Пахом Пахомыч изо всех сил вцепился пальцами в сиденье стула. И, зажмурив глаза, ощущая, как по его щекам сбегают слезы жалости к себе, отчаянно надеясь, что Лихачев не замечает, как он плачет, он преодолел липкий страх. И выжал из себя фразу, которая вдруг всплыла в его памяти.

— Я отказываюсь от показаний, — пролепетал он непослушными губами. — Согласно статье Конституции. Этой... как ее номер... Статье...

Какой точно статье, он забыл. Но это уже было неважно.

Судья Евгения Ивановна Безверхова была дородной решительной женщиной лет пятидесяти, с пухлыми щеками, двойным подбородком и зачесанными назад гладкими пегими волосами. Пару раз мне уже приходилось решать с ее помощью сложные вопросы, и я знал, что она бывает восприимчива к доводам разума и денежных купюр. Сейчас все козыри, включая поддержку прокуратуры, были у нас на руках, но я немного опасался ее взбалмошности, свойственной, кстати, многим судьям, привыкшим по своему усмотрению играть человеческими судьбами.

В понедельник в час дня мы с нашим адвокатом Немтышкиным сидели в ее кабинете и ждали, пока она изучит поданный нами протест на незаконный арест Пахом Пахомыча. Евгения Ивановна закончила чтение и отодвинула в сторону бумаги.

— Даже не знаю, — заключила она, снимая сидевшие на кончике носа очки и щуря живые черные глазки. — Как-то тут все запутанно.

— Помилуйте, Евгения Ивановна, — немедленно вступил Немтышкин. — Что ж тут сложного? Ясно как на ладони.

Несмотря на относительную молодость — ему еще не исполнилось сорока, — Немтышкин возглавлял крупную адвокатскую контору. Впрочем, своей прилизанной внешностью и угодливыми манерами он больше напоминал юркого официанта, чем солидного адвоката. Из уважения к нам и нашим гонорарам он всегда представлял наши интересы лично, не передоверяя их десятку своих подчиненных. Он навязался мне, уверяя, что его с Безверховой связывает крепкая дружба и полное взаимопонимание, хотя я полагал, что вполне смог бы обойтись в этом деле и без него.

— Это вам все ясно! — ощетинилась Безверхова. — Вам деньги платят за то, чтоб вы свое твердили. А здесь суд. Нужно же обоснованное решение выносить.

— У нас здесь все основания изложены, — горячился Немтышкин, тыча пальцем в бумаги. — Есть свидетели этого безобразия. Я сам присутствовал при обыске.

— Пистолет вон нашли, — ворчала она. — Отпечатки пальцев... Вот откуда у него пистолет взялся, скажите на милость? У меня лично нет пистолета. А у него есть. Зачем?

— Евгения Ивановна, — укоризненно протянул Немтышкин, — дураку же понятно, что пистолет подбросили. Ну будет ли нормальный человек таким образом хранить оружие? Если этот пистолет фигурирует в другом деле, то почему он его не выкинул?

— Дураку, может, и понятно, — отрезала Безверхова, смерив его взглядом, так что никаких сомнений в том, кого именно она считает дураком, не оставалось. — А суду — нет!

Немтышкин предпочел проглотить колкость.

— Кстати, из областного суда вам не звонили? — осторожно поинтересовался я.

— Никто мне не звонил! — вскинулась она, хотя по ее тону было понятно, что она говорит неправду. — Я сама к ним поеду консультироваться. В среду.

— Как в среду? — всполошился Немтышкин. — В среду его отпускать! Человек же в камере томится! Невинный человек! — он патетически повысил голос. — У него сердце больное. Мы вот тут приложили справки от врачей. А если с ним что-нибудь случится? Тут ведь не то что каждый день, а каждая минута — решающая. Вы только подумайте, раз — и инфаркт!

— А я вам говорю, на среду у меня это записано, — упрямо возразила она. — Не надо тут мною командовать!

Я знал, как легко раздражаются судьи, пока они не взяли денег, и уже понял, что дружба Немтышкина с Безверховой отнюдь не была столь нежной, как Немтышкин пытался мне это представить. Его присутствие не способствовало взаимопониманию. Скорее, даже мешало. Я многозначительно кашлянул.

— Евгения Ивановна, — заговорил я, перехватывая инициативу, — мне бы хотелось с вами посоветоваться...

Я выразительно посмотрел на Немтышкина.

— По личному вопросу, — добавил я, понижая голос.

Немтышкин догадался, обиделся, с достоинством одернул пиджак и вышел из кабинета, захватив свой портфель.

— В чем проблема? — ласково спросил я, глядя на нее со всей отпущенной мне природой нежностью.

Она придвинулась ко мне поближе.

— Были уже у меня по этому делу, — призналась она, понижая голос. — Просили. Только наоборот.

— Налоговая? — поразился я.

Обычно судьи не вступали в предварительные переговоры с обвиняющей стороной, поскольку та, довольствуясь государственным бюджетом, не могла принести ничего существенного на алтарь Фемиды.

— Зачем налоговая? — поджала она губы. — Другие люди. Серьезные.

Она взяла бумажку, быстро обернулась на дверь, написала «5», мельком показала мне и тут же жирно зачеркнула.

— Это было их предложение? — уточнил я шепотом.

Она цыкнула на меня и прижала палец к губам, призывая не произносить вслух столь неосторожных фраз в ее кабинете.

— То есть... вы... связаны обязательствами? — Я старался подбирать слова как можно тщательнее.

Она энергично закивала. Это означало, что она уже взяла пять тысяч долларов от кого-то из людей Гозданкера и пообещала тянуть с освобождением Пахом Пахомыча до последнего. Я присвистнул, выругал про себя Гозданкера, алчность судьи и нерасторопность Немтышкина, который мог бы подсуетиться и раньше, в выходные.

— Ну, это несерьезно, — небрежно сказал я вслух.

Притворно зевнув, пододвинул к себе бумажку и написал: «10». Она взяла листок, нацепила очки, покрутила его с разных сторон и порвала в мелкие клочья.

— Ясно, — коротко ответила она. — Это меняет дело. Я облегченно перевел дыхание.

— Но тянуть не надо, — предостерегла она.

— Немедленно! — ответил я и полез в портфель за деньгами.