Если нам судьба… - Лилия Лукина

— А со стороны конюшен, а Катька — со стороны теплицы. Ну, где теперь валяется. — В Петькином голосе не проскользнуло и тени жалости по отношению к сестре.

— Ну и что дальше было?

— А подкралась ко мне Катька и говорит, беги, мол, скорее к папке, пусть с мужиками быстренько сюда едет, может, успеем еще их остановить. Я и побежал.

Злобнов поднялся, пошел на ту сторону дома, которая обращена была к теплице, и где из кухни вела во двор боковая дверь, и стал высматривать место, где пряталась Катька, пытаясь разобраться, что же такое она могла увидеть. Так ничего и не поняв, он вошел в дом и стал еще раз осматриваться, спустился в винный подвал и увидел там следы пребывания своей банды. Покачав головой, он позвал сына и, сев в телегу, куда ему тоже наложили бутылок с вином, тронулся в Баратов.

— Папка, а почему ты все-таки не разрешил дом сжечь? — опять спросил его Петька.

— Ты еще малой, сынок, да только время вокруг лихое, мало ли, что может со мной случиться, поэтому запомни, что я тебе сейчас скажу. Не могли они все добро, что в доме хранилось, с собой увезти. Тем более что и повозки никакой нам по дороге не встретилось, да и раньше они ничего не вывозили, кроме книг, что Добрынину в уплату за лечение пошли. А значит это только одно, что тайник в доме есть. Его-то, видимо, Катька и увидела, прежде чем тебя ко мне послать. Только у нее теперь ничего не спросишь, вот и придется мам с тобой самим его искать, а для этого дом целый должен быть. Понял? — доходчиво объяснил сыну Злобнов.

— А как мы его искать будем? — заинтересовался Петька.

— Подумаем. Только кажется мне, что где-то обязательно план этого тайника должен быть. И очень может быть, что в тех книгах, что Степка забрал, — размышлял вслух Злобнов.

— Так, может, мы его убьем и книги заберем? — совершенно буднично предложил Петька.

— А ты видел, сколько этих книг? Пять подвод. И как ты искать в них будешь, если церковноприходскую еще не осилил? Нет, тут времени много надо, да и образованности нам не хватит. Ладно, поживем — увидим.

— Ладно, — согласился Петька, ни словом не заикнувшийся о том, что Катька, прежде чем отослать его к отцу, сказала, что видела в винном подвале свет, и шум оттуда раздавался. Он рассудил, что время терпит. Вот вырастет он и сам все найдет, чего же с другими делиться.

А в это время на другой стороне Волги стояли на берегу и смотрели вслед лодке Григория Матвеевы и Власовы-Остерманы — обрывалась их последняя связь с домом.

Первые лучи сентябрьского солнца, робко поначалу пробивавшиеся на востоке у них за спиной, осмелели, набрали силу и как-то вдруг осветили и реку, с едва видимой утренней дымкой над водой, и хорошо различимый в прозрачном, чуть дрожащем воздухе белоснежный особняк на высоком правом берегу.

На глаза Матвеева навернулись слезы, он взял у Елизаветы Александровны сына, поднял его высоко на вытянутых руках и прерывающимся голосом сказал:

— Смотри, сынок, смотри, Андрей Артамонович, и запомни на всю жизнь — это твой дом, твой родной дом! — И затем обратился уже к самому особняку: — Прости нас, что мы уходим и бросаем тебя. Прости.

Артамон Михайлович отдал сына жене и поклонился до земли своему дому.

— Wir gehen aber wieder kommen, — торжественно, как клятву, произнес Жорж Остерман.

— Да-да, ты прав, Жорж, ты совершенно прав, — продолжая неотрывно смотреть на дом, взволнованно сказал Матвеев. — «Мы уходим, но мы вернемся». Ну, пусть не мы, но наши дети, внуки сюда обязательно вернутся. Я верю, что им судьба!