Четвертый под подозрением - Хьелль Ола Даль

Они занимались любовью под Simple Minds. Элизабет хотелось заниматься любовью под музыку. Ей хотелось заниматься любовью именно под эту музыку. Франк Фрёлик не возражал. Теперь они были едины: он был в ней, а она — в нем. В ее глазах он не заметил ни нерешительности, ни притворства, ни неправды. Так что шум вокруг не имел для него никакого значения. Музыка просто служила фоном — как бриз на морском берегу, как влажный, соленый воздух. Он не вслушивался в слова, не выделял партии ударных или бэк-вокалистов; его тело просто танцевало с ней, он сосредоточился на двух синих огоньках, которые были так близко и вместе с тем так далеко, — на ее глазах.

Когда он вышел из ванной, она лежала в кровати и читала.

— Та же самая книга? — удивился он.

— Что значит «та же самая»?

— Мне кажется, ты всегда читаешь одну и ту же книгу.

Элизабет положила книгу на прикроватную тумбочку:

— Ты когда-нибудь слышал о том, что нельзя войти в одну и ту же реку дважды?

— Греческая философия?

Она пожала плечами:

— Возможно. Ну вот, а я не верю, что можно прочесть одну и ту же книгу дважды.

Она подвинулась, пуская его под одеяло. Чуть позже она спросила:

— Почему ты стал полицейским?

— Просто стал, и все.

— Ты даже сам себе не веришь.

Фрёлик повернул голову и заглянул ей в лицо. Вместо ответа, улыбнулся.

— Я что, зашла на охраняемую территорию? — спросила Элизабет. — «Проход запрещен! Опасно! Осторожно, злая собака!»

— После окончания факультета правоведения я подал заявление в полицейский колледж… и поступил.

— После факультета правоведения?! Ты мог бы поступить в адвокатскую контору! Мог бы стать адвокатом, обзавестись своей практикой и зарабатывать миллионы! А ты вместо этого бегаешь по городу и суешь нос в дела других людей.

— Сую нос в дела других людей?

Он поздно сообразил, что ответил, пожалуй, резковато. Но исправить что-либо оказалось невозможно — все уже было сказано. Фрёлик украдкой посмотрел на Элизабет. Ее голова лежала у него на груди. Он провел пальцем по рисунку на обоях. Другой рукой погладил ее по голове, понимая, что она просто хотела разведать обстановку.

— Но ведь такое правда случается? Тебе приходится совать нос в чужие дела?

Он не ответил.

— Ты обиделся?

— Нет.

— Хорошо хотя бы, что ты не судья.

— А что с судьями-то не так?

— Мне они не нравятся. Во-первых, из-за того, чем им приходится заниматься, а во-вторых, из-за того, что они такие… всех оценивают.

Потом они какое-то время лежали молча. Ее голова покоилась на его животе. Он играл с прядью ее черных волос.

— О чем ты думаешь? — спросила Элизабет.

— О том, что на самом деле я мог бы стать судьей. Наверное, с карьерной точки зрения мне следовало так поступить. — Он по-прежнему играл с ее волосами. Она лежала тихо. — Я люблю свою работу, — добавил Фрёлик.

Элизабет подняла голову и спросила:

— Почему?

— У меня есть возможность знакомиться с самыми разными людьми. Вот с тобой, например, познакомился.

— Но ведь что-то должно было подтолкнуть тебя к тому, что ты стал полицейским. Наверное, ты еще когда-то давно захотел…

— Почему тебя это интересует?

— Люблю секреты.

— Я уже догадался.

Элизабет опустила голову.

— На нашей улице жил один полицейский, — сказал Фрёлик. — Отец моей одноклассницы. Славной девочки по имени Беате. У него был «форд-кортина» старой модели. С круглыми задними фонарями — такие выпускали в шестидесятые годы.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — заметила Элизабет, — но это не важно.

— Этажом выше жила девушка по имени Вивиан. Она занималась проституцией, хотя ей было всего восемнадцать или девятнадцать.

— А тебе сколько было?

— Лет десять. Я тогда не знал, что такое «проститутка». И о сексе тоже понятия не имел. Другие мальчишки говорили о Вивиан разные гадости и показывали мне порнографические журналы, в которых женщины обнажали свои интимные места. Те фотографии казались мне отвратительными.

— Там были и ее снимки — Вивиан?

— Нет, но мои приятели хотели, чтобы я понял, чем она занимается. А может, от разговоров о ней у них вставало, кто знает? Я в той области отставал от других. В десять лет меня интересовали только рыбалка, велосипед и все такое. Мне Вивиан казалась самой обыкновенной девицей — темноволосая, какая-то… высохшая. На ногах у нее проступали тонкие синие вены. А сами ноги у нее были довольно бледные. Она часто сидела на лестнице и курила. Ну вот, однажды к нашему дому подошли двое мужчин. Один был в пальто, и у него были прилизанные жирные волосы. Второй, с челкой, носил очки и короткую кожаную куртку. У него все время дергалось лицо. Я играл на улице с другими мальчишками, а Вивиан в мини-брючках курила на крыльце. Едва заметив тех двоих, она тут же встала и скрылась в подъезде. Слиняла.

Фрёлик замолчал, потому что зазвонил телефон. Элизабет с любопытством посмотрела на него.

— Только не говори, что сейчас подойдешь!

— Может, и не подойду, — буркнул он, слушая звонки и не шевелясь.

Они долго лежали и слушали звонки. Наконец телефон замолчал.

— Продолжай, — велела Элизабет.

— На чем я остановился?

— Пришли двое, а Вивиан слиняла.

— Одного из мальчишек звали Ингве. У него был велосипед «Томагавк» — знаешь, такой, с длинным седлом. Ингве поднял с земли камень и швырнул в тех двоих. И мы тут же последовали его примеру. Они показались нам врагами. Мы тоже стали подбирать камни.

— Вас было двое?

— Нас было человек пять или шесть. Ингве был самый старший, ему исполнилось четырнадцать. Моим друзьям было тринадцать и двенадцать. Я был самым младшим; помню, я тогда до чертиков испугался. Никогда в жизни я так не боялся. Тип, у которого дергалось лицо, набросился на Ингве и ударил его. Ингве упал на дорогу; у него пошла кровь. Потом ему пришлось вызывать скорую. Мне стало так страшно, что я убежал. Завернул за угол, забился между мусорными баками, и меня вырвало — вот до чего я испугался.