А ведь жизнь так коротка - Джеймс Хедли Чейз

Гарри нравился Муни. Он никогда не врал ему. Если Муни говорил, что дела идут плохо и он собирается закрыть студию, то Гарри знал, что это правда, а не просто удачный предлог для отказа в прибавке.

Это была плохая новость. Если Муни прикроет дело, Гарри окажется без работы.

Он пошел обсудить положение с Дорис Роджерс, кругленькой женщиной с черными вьющимися волосами, остреньким носом и улыбкой, за которую все ее любили. Гарри знал о ней не много. Она никогда о себе не говорила. Она была очень трудолюбивой и Муни этим пользовался: платил ей гроши, а работать заставлял много. Она никогда не протестовала, оставалась после работы и, кажется, у нее не было никакой личной жизни вне стен студии.

Гарри она нравилась. Как раз именно с такими женщинами можно дружить, не опасаясь никаких осложнений.

Дорис была в лаборатории. Как только она увидела выражение лица Гарри, то все поняла.

— Он только что жаловался вам на судьбу?

— Еще хуже. Он сказал, что закроет дело, если так будет продолжаться.

Дорис неприязненно хмыкнула.

— Это его вина. Он ничего не делает и даже не пытается сделать что-нибудь новое. — Она переложила карточки в фиксаж. — У вас есть какой-нибудь план, Гарри?

— Ничего определенного. Я могу попросить работу в «Квик-фото», но не уверен, что они возьмут меня. А вы?

Дорис пожала плечами.

— Я, наверняка, найду что-нибудь. А почему вы не расскажете ему о своей идее ночных фотографирований? Я уверена, что это пойдет неплохо и Муни вынужден будет увеличить вам зарплату, если вы будете работать ночью.

— Действительно, я об этом больше не думал. Спасибо, Дорис. Я ему скажу, что буду претендовать на долю с доходов.

— Так и надо.

Когда Гарри снова появился у Муни, тот еще качался в кресле.

— Ну и что? — пробормотал он. — Что еще? Ни на минуту не оставляют в покое в этой лавочке. Вы решительно хотите меня доконать.

— У меня есть идея, мистер Муни. А что если делать фотографии на улице ночью? В этом есть новизна, которая может заинтересовать клиентов.

Он не сразу понял достоинства идеи, но так как она была не его собственная, то, естественно, начал ее ругать.

— Разумеется, это не глупее, чем что-нибудь другое, — согласился он, — но не годится. Нужен качественный материал прежде всего, а он стоит дорого.

Затем нужны лампы. Их тоже нет, и у меня нет денег.

— Вспышка есть у меня, мистер Муни, и я заплачу за лампы.

— Что? Повторите! — произнес Муни, широко открывая глаза.

— У меня есть необходимое оборудование и я заплачу за лампы.

Муни скривился.

— Ну и что? Это, наверно, ловушка?

Гарри не смог удержаться от усмешки.

— Я хочу одну треть дохода, кроме моей обычной платы. Прежде всего, это моя идея. Я даю материал и работаю ночью.

— Треть? Ты хочешь моей погибели. Послушай, малыш. Положим, четвертая часть тебе, ты, разумеется, платишь за лампы.

— Треть или ничего. Мне нужны деньги.

— А если я тебе скажу, что не согласен?

— Я пойду со своей идеей в «Квик-фото». Они должны ухватиться.

Муни едва не свалился со своего кресла.

— «Квик-фото»? — проблеял он. — Этой банде пиратов? Послушай, Гарри. И ты меня бросишь ради этих сволочей?

— Они не пираты и не сволочи, мистер Муни. Они работают очень хорошо и, если вы мне не дадите одну треть, они мне ее дадут.

Муни поколебался, но, видя решительный вид Гарри, согласился.

— Хорошо, — пробормотал он, — согласен на треть. Но, что с тобой случилось? Ты стал деловым человеком? И потом, зачем тебе деньги?

— Всем нужны деньги, — покраснел Гарри.

Муни посмотрел на него и вдруг воскликнул:

— Боже! Уж не хочешь ли ты жениться? И для этого тебе нужны деньги. В этом замешана девчонка.

— Ничего подобного. Я вас уверяю, мистер Муни. Я пошел за материалом.

Начну сегодня же вечером.

— Согласен. Я буду здесь до половины одиннадцатого. Не задерживайся и приди рассказать мне, как идут дела.

— Хорошо.

Гарри уже выходил из комнаты, когда Муни позвал его.

— Эй, Гарри…

— Что, мистер Муни.

— Ну, а как она, девчонка? Хорошенькая? И все уже оговорено? — сказал он, подмигивая.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — пробормотал Гарри и быстро вышел.

Муни откинулся в кресле и принялся петь:

«Любовь… любовь, это прекрасно… »