Мимо денег - Анатолий Афанасьев

Корин сошел с электрички около полудня, до Вяземок добрался на рейсовом автобусе, который ходил три раза в день. Вяземки — конечная остановка, автобус остановился на заасфальтированной площадке возле продолговатого каменного здания, похожего на склад. Немногочисленные пассажиры — три пожилых женщины с огромными сумками, слегка бухой старикан в заячьей шапке и две дамы, одетые по-городскому, — покинули автобус вместе с ним. На Корине — кожаная куртка, серые модные брюки, на голове — кепка-берет, в руках — вместительный кейс. Глаза прикрыты солнцезащитными очками в черепаховой оправе (фирма «Дарлинг», 180 долларов за штуку). Волосы аккуратно заправлены под берет, лицо свежевыбрито. Он ничем больше не отличался от обычного мужчины, принадлежащего среднему классу, к так называемым «яппи», и ощущение оттого, что он стал таким, было самым волнующим с тех пор, как покинул подземелье. Он выехал утром и, пока добирался до этой глухомани, не приметил на себе ни одного чересчур любопытного взгляда, в котором читался бы страх. Это означало, что обратное перевоплощение совершилось, и это было хорошо, очень хорошо по той причине, что в новом обличье ему скорее удастся сломать ледок в хрупком сердце Анека, если возникнет такая необходимость.

В том, что он опять вполне стал человеком (разумеется, внешне), он убедился накануне, когда посетил в министерстве крупную зажравшуюся демократическую особь — Дениса Осиповича Башкирцева. На входе дежурный милиционер лишь скользнул по нему взглядом и не потребовал никакого документа, хотя у Корина лежало в кармане красное, с тисненым гербом удостоверение сотрудника Внешторга (услуга Махмуда). Самостоятельно, ни у кого не спрашивая, он разыскал кабинет Башкирцева на третьем этаже. Просторная приемная с высокими шкафами и мягкой мебелью и красотка секретарша за столом с телефонами и компьютером. У нее он тоже не вызвал подозрений, лишь чисто женское любопытство, которое выразилось в строгом тоне, не соответствующем затуманенной, откровенной улыбке, как у любой канцелярской шлюхи. В прошлой жизни Корин повидал их немало.

— Вы к Денису Осиповичу? Вам назначено?

— Да… Доложите, Мамеладзе (фамилия по удостоверению) из Внешторга. По личному делу.

— Придется подождать. Он занят.

Корин присел в кресло, он никуда не спешил. Девица несколько раз нервно передернулась под его пристальным оком. На стройной шейке пульсировала изящная сиреневая жилка. Минут через десять он напомнил о себе.

— Вас как зовут, мамзель?

— Марья Антоновна.

— У него кто там, у босса? Надолго?

На секунду он снял очки, и девушка, как загипнотизированная, потянулась к аппарату.

— Денис Осипович, к вам Мамеладзе, из Внешторга. Говорит, по договоренности… Нет, не знаю… — Подняла глаза на Корина. — Вы от Игнатюка?

— От кого же еще?.. — сказал Корин с обидой.

— Проходите, пожалуйста.

Секретарша встала, чтобы отворить ему дверь, за которой была еще вторая, и Корин не отказал себе в удовольствии ущипнуть ее за бочок, проходя мимо. Так, он помнил, делали все уважающие себя клиенты. Это был не жест, а косвенное подтверждение статуса.

В Башкирцеве с первого взгляда разгадал кириенковца, причем из самых худших, из тех, которые Кириенке в отцы годились. Племя прародителей, породивших зло. Приспособившихся к существованию в онкологических метастазах, поразивших россиянское общество. Для Корина они все, бывшие партийцы и бывшие совки, были настолько отвратительны, что не годились даже для жертвоприношения.

Тучный, румяный, сытый господин в добротном костюме уверенно восседал за тумбой крепкого стола, воплощая своим жизнерадостным вневозрастным обликом некую иносказательную сущность. Корин словом с ним не обмолвился, а его уже чуть не вырвало.

Из-за стола господин не вылез, как из крепости, указал перстом на кресло и заговорил доброжелательно:

— Как поживает наш уважаемый Григорий Карлович? Не поддувает под него?

— В каком смысле? — спросил Корин.

— Я слышал у вас серьезные пертурбации? Новые веяния. Хотя, полагаю, вряд ли это коснется Игнатюка. Он не такие бури выдерживал.

На неожиданную доверительность незнакомого кириенковца Корин ответил в том же ключе.

— Занедужил Игнатюк …По этой теме меня и прислал.

— Вот как? Что же случилось с достопочтенным Григорием? И почему ко мне?

Башкирцев сумел выказать удивление и сочувствие одновременно, на это они тоже, как помнил. Корин, большие мастера. Совмещать нестыкующееся.

— Чем болеет, не знаю. Что-то скорее всего психическое. Мутит и ломает. У вас, господин Башкирцев, есть какой-то хороший специалист. Кажется, по фамилии Сабуров.

На благожелательном лоснящемся лике Башкирцева расцвела приятная улыбка.

— Как вас, простите, молодой человек?.. Я что-то не расслышал?..

— Камил Эдуардович, — представился Корин. — Можно просто Мамеладзе называть.

— Вы, значит, выполняете столь деликатные поручения? А сам Гриша позвонить не мог?