Спокойной ночи, крошка - Дороти Кумсон

Я беру его правую руку, пухленькую детскую ручку с пятью идеальными пальчиками. Я создала эти пальчика сама, они зародились в моем теле. Я создала их. Я целую каждый пальчик, а потом переворачиваю его руку ладонью вверх и ногтем вывожу на ладони звездочку. Я часто делала так, когда Лео был маленьким, — рисовала волшебную звездочку на его ладошке, звездочку, благодаря которой твое желание исполнится.

Лео тогда жмурился и загадывал желание. Он никогда не рассказывал, что за желания он загадывал и исполнялись ли они, но всегда радовался, когда я выводила на его ладони такую звездочку, так что, наверное, желания все-таки сбывались. Или он надеялся, что на этот раз все сработает.

Я беру его левую руку — зеркальное отражение правой — и целую его пальцы и ладонь.

Я делаю это в последний раз. В последний раз.

Мы часто говорим «в последний раз», но не задумываемся о том, как ужасно это звучит. Неизбежно. Неизменно.

«Когда я забуду о нем?» — думаю я.

У меня почти нет видеозаписей с Лео. После рождения я много его фотографировала, но со временем перестала, ведь нас было всего двое, а я предпочитала проводить время по другую сторону объектива. Вместе с Лео.

Я слышу его голос, я помню слова, но уже забываю его интонации. Когда я полностью забуду его голос? У меня нет того, что напоминало бы мне его голос. Так как же я запомню его? Конечно, Лео есть на видеозаписи моей свадьбы, но это было более двух лет назад. С тех пор его голос изменился, его речь изменилась. Когда я забуду все переливы его речи? Когда я забуду всю палитру выражений его лица? Некоторые запечатлены на фотографиях или на видео, но это ведь не то же самое.

Я закрываю глаза, вспоминая, как Лео отворачивался от брокколи («Мам, это ведь яд, понимаешь?»), но с аппетитом уплетал шпинат.

Я помню, как он смотрел в потолок, пытаясь придумать ответ на вопрос. Как он широко распахивал глаза и высовывал кончик языка, пытаясь дойти до следующего уровня в игре на приставке. Как хмурился, если с ним, как он полагал, поступали несправедливо (например, не разрешали ему завести дельфина).

Я наслаждаюсь этими воспоминаниями. Я блаженствую, вспоминая его улыбки.

Но как долго эти воспоминания останутся со мной?

Я думала, что они запечатлелись в моем разуме, в моей душе навечно, но так ли это? Не сотрет ли их время, как оно стирает все наши воспоминания?

На Лео костюм супергероя, его любимый. Если бы он мог выбирать, в какой одежде ходить каждый день, то выбрал бы этот костюм. Ведь так он получил бы право бороться со Злом.

Я надела на него этот костюм, все, кроме маски.

Я наклоняюсь и целую его веки. Глаза Лео закрыты, длинные ресницы смежены. Я приникаю поцелуем к его лбу, глажу сына по щеке, как всегда удивляясь тому, насколько нежная у него кожа. Глажу его по второй щеке. Мой малыш. Мой чудесный малыш. Радость моя…

Я вновь опускаюсь на стул и сжимаю правую руку Лео. Он держал меня за руку почти каждый день — когда мы переходили дорогу, когда гуляли по улице или в парке. Иногда, когда мы смотрели телевизор и Лео пугался чего-то, он брал меня за руку и говорил, что делает это для того, чтобы я не боялась.

Я прижимаю его ручку к щеке.

— Знаешь, Лео, я кое-что поняла. Ты всегда заботился обо мне, верно? И я поняла, что, возможно, ты все еще здесь, потому что волнуешься за меня. Но со мной все будет в порядке. Я хочу, чтобы ты это знал. И всегда помнил об этом. Есть люди, которые позаботятся обо мне. Бабушка, дедушка, тетя Корди, бабуля Мер, папа, Эми, Труди, даже твой второй папа. Я буду скучать по тебе, конечно же, буду, но я хочу, чтобы ты перестал сопротивляться, если тебе больно оставаться здесь. Я очень-очень тебя люблю и ни за что не захотела бы, чтобы тебе было больно. — По-прежнему держа Лео за руку, я опускаю голову ему на грудь, чувствуя его тепло, тепло его ладони у своей щеки. — Я люблю тебя. Все будет в порядке, если ты сейчас уйдешь. Мы еще увидимся, поэтому я не буду прощаться, ладно? Мы еще увидимся. Я пожелаю тебе приятных снов. Спи спокойно, Лео, родной мой. Спокойной ночи, мой прекрасный мальчик. Доброй ночи, радость моя.

Ритм звуков, которые издает аппаратура у кровати, меняется. Сигналы становятся медленнее, промежутки между ними дольше.

Я закрываю глаза. Жаль, что я не могу уснуть вместе с ним. Жаль, что я не могу уснуть, не могу оказаться вместе с Лео, не могу в последний раз услышать его голос. Не могу увидеть, как он обнимает меня, закатывает глаза и спрашивает, не собираюсь ли я плакать.

Я жмурюсь изо всех сил, позволяю себе отмежеваться от всего происходящего.

— Я люблю тебя, — говорю я Лео.

Сигналы все медленнее. Медленнее. Медленнее. Медленнее. А затем…

Пииииииииииииииииииииииииииии.

Мерный, непрерывный сигнал.

Все кончено.

Когда я поднимаю голову, рука Лео уже похолодела. Меня знобит.

— Доброй ночи, мой прекрасный мальчик, — шепчу я. — Доброй ночи, радость моя.