Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

– Я на свиноферму не поеду, – испуганно затрясла головой Анфиса. – Нет, нет, только не бросайте меня в терновый куст… Федор Матвеевич, я город пофотографирую, пока вы там, поброжу по Горьевску. Может, еще что-то интересное в кадр попадется.

– Анфиса Марковна, у вас есть мой сотовый? – спросил Гущин. – Если не желаете покидать нас в нашем расследовании, ехать в Москву, тогда пусть хотя бы я буду уверен, что вы здесь всегда на связи. Если что.

– Если что? – Анфиса удивленно воззрилась на него. – Диктуйте свой телефон, я в память вобью.

– На всякий случай, – нейтрально ответил Гущин.

Катя поняла: нет, не флиртует старикан с ее подругой. Это совсем иное. Просто он хорошо помнит обстоятельства давнего дела Пушкинского музея, когда Анфиса, помогая им с Гущиным, подверглась серьезной опасности. Едва не была покалечена. Он помнит об этом деле и до сих пор винит себя.

Но чем его пугает тихий сонный Горьевск?

Аромат, о котором предупреждал Первоцветов, они ощутили уже в двух километрах от фермы. А вскоре и она сама открылась взору среди полей: безупречной чистоты белые ангары, заасфальтированная подъездная дорога. Все новенькое, как с иголочки, современное. Но тяжелый смрад, пусть и слегка приглушенный хлоркой и моющими средствами, все равно витал над этим местом.

Так воняют тайны Горьевска…

Все грехи, все смерти, что накопились за сто лет…

Катя твердила себе это, борясь с жестоким желанием завязать рот и нос своим модным шарфом. Гущин, «нюхнув» пару раз, выглядел – краше в гроб кладут. Именно поэтому он дико разозлился на судью Репликантова за то, что тот согласился принять их лишь в этом месте.

Первое, что Катя увидела, когда они въехали в ворота фермы, – длинную закрытую фуру с деревянными мостками. Из одного из ангаров рабочие в оранжевой униформе выкатили пять больших клеток на колесиках, битком набитых свиньями.

Пронзительный визг потряс двор. Катя оглохла. В клетках яблоку было некуда упасть, свиней набили туда так плотно, что металлическая сетка клеток глубоко врезалась в бока несчастных животных, в их пятачки, оставляя на них кровавые полосы. Клетки одну за другой по настилу покатили в фуру.

– На бойню везут.

– На мясокомбинат.

Катя оглянулась. Судья Петр Репликантов подошел к ним сзади. Среди визга и хрюканья они не расслышали его шагов.

Окорок…

Катя внезапно вспомнила прозвище судьи, озвученное в первый день капитаном Первоцветовым. Тогда она еще подумала: судья, наверное, толстый, дородный мужчина.

Но Окорок поразил ее. Высокий, костистый – когда-то, наверное, весьма импозантный, сейчас он был похож на скелет. Землистый цвет лица, впалые щеки. Крупные шишковатые кисти, выступающие из рукавов серого шерстяного свитера и рыжей кожаной куртки. Куртка висела на нем как на вешалке. И все же в облике судьи чувствовалась сила. Он был лыс. Глаза его тускло блестели сквозь модные очки в темной оправе.

– Надеюсь, вы не вегетарианцы? Любите покушать – и отбивные, и сосиски? Здравствуйте.

Именно в таком порядке он приветствовал их. Полковник Гущин официально представился, представил Катю.

– Жалко их, – не выдержала она.

– Хрюшек? А ну да. Конечно. Но лицемерие – тоже порок, знаете ли.

Гущин незаметно крепко сжал Катин локоть: «Молчи. Не дискутировать по поводу этичности забоя на мясо мы сюда приехали».

– Мы расследуем убийство здешнего фотографа Дениса Нилова, – сказал он сухо. – У нас к вам вопросы, Петр Владимирович.

– Насчет убийства вопросы? Ко мне?

Свиньи из последней клетки визжали так, что Катя чувствовала: еще минута – и она кинется их спасать, открывать клетки.

Она стиснула в карманах кулаки, ногти впились в ладони. Отбивные, сосиски… убийства…

Спокойно. Только в обморок грохнуться не хватало на глазах этого Окорока, похожего на старого ящера.

– У вас и Нилова незадолго до его гибели был конфликт.

– Задолго. Все это непотребство, которое он сотворил с роликом в интернете, случилось летом. И я, и моя семья были глубоко этим оскорблены, – судья сурово поджал губы. – Но мы никогда не желали зла этому молодому человеку. Глупому и самонадеянному. И тем более уж не желали ему смерти.

– Охотно верю. Тем не менее Нилов убит в Доме у реки, как у вас тут называют этот заброшенный дом. А мы выяснили, что до инцидента на банкете, когда вы сами наняли Нилова снимать на видео и фотографировать гостей, вы даже не были с ним знакомы.

– Совершенно верно.

– Возможно, кто-то хотел спровоцировать скандал? Нанял Нилова, чтобы тот сделал то, что вас оскорбило? Так в городе говорят. У вас есть по этому поводу какие-то соображения?

– Ни малейших.

– Но кто-то ведь мог желать вам зла?

– Я был судьей. – Репликантов развел руками. – Возглавлял суд. Конечно, мои решения и моя служебная деятельность кому-то могли быть не по вкусу. За двадцать лет службы – столько приговоров, столько обвиняемых, подсудимых. Что вы хотите? Это жизнь. – Он обернулся к Кате: – И это тоже жизнь, – он указал на фуру, где скрылась последняя клетка, – такая, как она есть на самом деле. А не в лицемерных фантазиях.

– Кроме вашей профессиональной деятельности и что-то другое могло вызвать чей-то гнев и желание вам отомстить. Что-то в иной плоскости. Возможно, личной. Возможно, научной.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы ведь член музейного исторического общества?

– Да, а при чем здесь это?

– Ролик с вашего банкета, который фотограф Нилов выложил в сеть, мог быть ему проплачен. И в связи с этим в городе упоминают некий конфликт, происшедший между вами и замглавы здешней администрации Казанским.

– У нас тут одни сплошные идиоты и сплетники.

– Но у вас ведь неприязненные отношения с Казанским.

– Не хочу эти сплетни даже обсуждать.

– А в городском музее только об этом и судачат, – Гущин произнес это тоном завзятого сплетника. – Поминают какой-то конфликт в историческом обществе, когда вы назвали Андрея Казанского лжецом и обманщиком.

Что-то промелькнуло на землистом лице судьи.

– Вы каким-то образом хотите приплести меня к убийству фотографа?

– Нет, я просто разбираюсь в деталях. – Гущин теперь выглядел наивным простаком. – Но о вашем конфликте с Казанским и его возможном желании вам отомстить мне сразу все уши прожужжали. Итак, что же между вами произошло?

– Мы просто поспорили.

– Разругались?

– Не сошлись во мнениях.

– Я бы понял, если бы это был какой-то профессиональный конфликт. Конфликт интересов, наезд на вас как на судью, нажим. Но вопрос какой-то частный… Вроде малосущественный, а столько шума и сплетен…

– Я не называл Казанского лжецом. Я просто сказал ему, что он заблуждается сам и нас всех вводит в заблуждение.

– Насчет чего заблуждается?

– Насчет своих исторических изысканий. Своих