Надрез - Марк Раабе

И вдруг мальчика охватило жгучее желание увидеть что-нибудь красивое, может быть, «Звездные войны». Словно по собственной воле, его рука потянулась к другим мониторам.

«Вумп». «Вумп». Два экрана вспыхнули. Два размытых изображения постепенно приобрели четкость, к красному свечению в лаборатории прибавилось голубоватое мерцание. На одном экране был виден коридор и открытая дверь в подвал; на лестнице царила тьма. На втором мониторе было изображение кухни. Кухни и… его родителей. Из динамика доносились их голоса.

– Ты омерзителен, – говорила мать.

– Черт, вот только не начинай! Ты ведешь себя так, как будто я сам все это сделал.

– Нет. Ты… еще хуже, – прошептала она. – Ты просто смотрел и ничего не сделал. Смотрел в свою проклятую камеру, как будто тебя это не касается. Или наоборот. Это очень даже тебя касалось. Ты ведь всегда получаешь то, чего хочешь. Так как оно было? Ты был в восторге, когда эта бедняжка умерла? Дело сделано на славу? Скоро деньжат подкинут?

– О господи, я тебя прошу… Ты не знаешь, каково это. Мне… мне теперь из этого не выпутаться. Я такая же жертва, как…

– Нет! Не говори так! Не смей так говорить! – В голосе матери слышалась истерика. – Ты отвратителен. Ты чудовище. Я тут ни секунды не останусь. И детей заберу. Я немедленно собираю вещи, а завтра иду в полицию.

– Ты не можешь так поступить. Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

– Еще и как могу! И не пытайся меня остановить. Я…

– Я этого не допущу. Я тебя скорее убью.

Гробовая тишина.

Габриэль впивается ногтями в ладони.

«Я тебя скорее убью». Фраза повисла в воздухе, точно отголоски выстрела. Мать потрясенно смотрела на отца.

– Ты понятия не имеешь, – повторил отец. – Ты себе даже не представляешь, что это за люди. Они нас всех убьют, если потребуется.

– Они не сумеют… – пробормотала она. – Ты боишься, что они убьют тебя. Вот в чем все дело.

– Им не придется убивать самим. Для этого есть специальные люди. У них столько денег, что они всегда кого-нибудь найдут. И если понадобится, то они нас всех убьют. Вначале вас, чтобы меня запугать, а потом и меня. Ты это вообще понимаешь, твою мать?

– Ты сошел с ума!

– Нет, это ты сошла с ума. И почему ты такая, в жопу, наивная?

– Наивная? Это ты меня называешь наивной? Все, с меня хватит! Я ухожу.

Она хотела пройти мимо отца, но он толкнул ее, выдвинул ящик стола и выхватил оттуда широкий длинный нож.

– Ты. Останешься. Здесь.

– Ты… ты не посмеешь!

До этого момента Габриэль думал, что тот ужасный фильм – самое кошмарное, что он когда-либо увидит в жизни. Теперь он сидел перед мониторами и не мог поверить в то, что слышит. Глаза его были широко открыты, он зажимал ладонью рот, чтобы не закричать, смотрел на отца и мать и хотел ослепнуть. Ослепнуть и оглохнуть!

Слезы навернулись ему на глаза, и все вокруг расплылось багровым бульоном. Вонь химии смешалась с тошнотворным запахом в коридоре – и Габриэля вырвало.

Он пытался думать, но голова будто раскалывалась. Ему хотелось, чтобы кто-то пришел, обнял его, все объяснил.

Но никто не придет. Он один.

Понимание этого обрушилось внезапно, как удар. Мальчика бросило в холод. Он выпрямился, стараясь удержаться на ногах.

Нужно что-то делать. И он был единственным, кто еще мог что-то сделать.

Но что?

«Как поступил бы Люк?»

Тихо ступая босыми ногами – он уже не чувствовал исходивший от пола холод, – мальчик вышел из подвала. Красная комната за его спиной полыхала, как преисподняя.

Если бы только у него был световой меч!

Он вспомнил о телефоне. Телефон в коридоре. Нужно позвонить в полицию.

Именно так Габриэль и поступил. Позвонил в полицию. Повесив трубку, мальчик зажмурился и начал молиться, чтобы полиция приехала вовремя.

Только бы с мамой ничего не случилось. Только бы папа ничего ей не сделал! Он выглядел как настоящее чудовище. А вдруг полиция откроет огонь? Ну конечно, они должны стрелять, если ситуация становится критической.

Зажав ключ от дома в руке, Габриэль тихо-тихо вышел в сад и присел на корточки рядом с дверью. Земля была холодной, но он этого не чувствовал. Его бросало то в жар, то в холод, и казалось, что он одновременно и замерзнет насмерть, и сгорит от всех этих чувств, кипящих в его душе.

Послышался какой-то шорох, затем шаги. Сердце Габриэля затрепетало от радости.

– Привет. А ты кто? – Голос принадлежал молодому человеку. Этот парень выглядел очень сильным. Только почему у него не было формы полицейского?

– Я Габриэль… Я… Я только что вам звонил. Вы ведь из полиции, верно? – всхлипнул мальчик.

Мужчина прищурился. В свете уличного фонаря он выглядел героем, одним из тех суперполицейских, которые ходят в гражданском.

– Не волнуйся, малыш, теперь я рядом.

– А у вас есть пистолет? – недоверчиво, но в то же время с надеждой спросил Габриэль.

Мужчина, по-прежнему улыбаясь, достал из кармана черный блестящий пистолет.

У Габриэля голова закружилась от радости. «Ну наконец-то!»

– Скорее! Вы должны помочь моей маме. Папа в доме, он хочет ее убить из-за какой-то истории с… с одной видеозаписью.

И снова мужчина прищурился, поджимая губы.

Он выглядел решительным. «Он разозлился и полон решимости, – подумал Габриэль. – Как полицейские в фильмах».

Он как можно тише открыл дверь и зашел вместе с полицейским в коридор. Там царила необычайная тишина.

– Они… они в кухне, – хрипло прошептал мальчик. – Пожалуйста, сделайте… – Он не успел договорить.

Отец диким зверем выскочил из кухни и набросился на полицейского. От удара оба повалились на пол и выкатились в гостиную. Послышался грохот. Полицейский выронил оружие, и оно отлетело в сторону, к ногам Габриэля.

Мальчик смотрел на отца, вернее, на чудовище, бывшее когда-то его отцом, сидевшее верхом на полицейском. Смотрел на руки отца, душившие полицейского, и бившие голову парня об пол. Смотрел на рот отца: губы шевелились, чудовище что-то кричало, но уши мальчика не могли воспринимать эти звуки.

– Не-е-ет! – завопил Габриэль. – Перестань!

Но отец по-прежнему душил полицейского. Где же мама? Почему она не идет сюда?

«Она боится, – подумал Габриэль. – Может быть, хорошо, что она осталась в кухне».

Руки отца сжимали горло полицейского, и лицо парня посинело. Неужели он умрет?

Ему нельзя было умирать. Только не полицейский!