Заговор патрициев, или Тени в бронзе - Линдсей Дэвис

Меня разбудил звук очень шустрого веника. Это говорило о двух вещах. Ктото посчитал своей обязанностью разбудить меня. И прошлой ночью я нашел дорогу домой.

Когда падаешь в канаву, люди оставляют тебя там в покое.

Я застонал и несколько раз поворчал, чтобы предупредить, что могу встать; веник обиженно затих. Я натянул тунику, решил, что она грязная, поэтому закрыл пятна второй. Я умылся, прополоскал зубы и причесался, но ничто из этого не помогло мне почувствовать себя лучше. У меня пропал пояс, и я с трудом нашел один ботинок. Спотыкаясь, я вышел из комнаты.

Женщина, которая считала своим делом поддерживать мою квартиру в порядке, какоето время творила чудеса в тишине, прежде чем начала эту ерунду с веником. Ее знакомые черные глаза обожгли меня пронизывающим отвращением. Она убрала комнату; теперь примется за меня.

— Я пришла приготовить тебе завтрак, но скорее это будет уже обед!

— Привет, мама, — сказал я.

Я сел за стол, потому что ноги отказывались держать меня. Я уверил свою мать, что хорошо быть дома и иметь приличный обед, приготовленный для меня моей любящей мамой.

— Значит, у тебя опять проблемы! — проворчала она, не обманувшись лестью.

Мама кормила меня обедом, а тем временем отмывала балкон. Она сама нашла свое новое бронзовое ведро. А также мои ложки.

— Красивые!

— Мне подарил их красивый человек.

— Ты виделся с ней?

— Нет.

— Ты виделся с Петронием Лонгом?

— Нет.

— Какие планы на сегодня?

Большинство людей с моей работой разумно избавляются от внимания их любопытных семей. Какой клиент захочет нанять сыщика, которому приходится предупреждать свою мать каждый раз, когда он рискует выходить на улицу?

— Нужно коекого найти. — Сила моего сознания была ослаблена обедом.

— Почему ты такой раздраженный? За что тебе нужен этот бедняга?

— За убийство.

— Ну ладно, — вздохнула мама. — Он мог наделать вещей и похуже!

Я пришел к выводу, что она имела в виду вещи, которые сделал я.

— Но подумываю, — пробормотал я, когда мыл ложку, которой ел, а потом вытирал ее тряпкой, как меня учила Елена, — вместо этого пойти в винный погребок!

* * *

Я отказывался признаться в похмелье, но мысль о выпивке производила на мои внутренности неприятный эффект. С болезненной отрыжкой я отправился навестить Петрония.

Он хандрил дома, будучи все еще очень слабым, чтобы патрулировать улицы, и беспокоился, что в его отсутствие его заместитель приобретал слишком большую власть над людьми. Первое, что он сказал:

— Фалько, почему этот мошенник из дворца охотится за тобой?

Анакрит.

— Неправильно понял мои расходы…

— Лжец! Он сказал мне, что указано в ордере.

— О, правда?

— Он пытался дать мне взятку!

— Для чего, Петро?

— Чтобы я сдал тебя!

— Если мы говорим об аресте…

— Не будь дураком!

— Только из любопытства, сколько он тебе предложил?

Петроний улыбнулся мне.

— Недостаточно!

Не было никакого шанса, что Петроний когданибудь станет сотрудничать со шпионом из императорского дворца. Но Анакрит наверняка хорошо понимал, стоит ему только распустить слух, что с этим могут быть связаны деньги, и в следующий раз, когда мой домовладелец Смаракт пошлет за арендной платой, какомунибудь коротышке без гроша в кармане придет в голову обворовать меня на черной лестнице. Похоже, чтобы выбраться из этой ситуации, придется потерпеть некоторое личное неудобство.

— Не переживай, — запинаясь сказал я. — Я решу эту проблему.

Петроний резко засмеялся.

Пришла Аррия Сильвия, чтобы проверить нас: наказание за то, что Петро вынужден сидеть дома. Мы поговорили об их обратном пути домой, о моей поездке, моем нелепом скакуне и даже об охоте на Пертинакса, ни разу не упомянув о Елене. Только когда я собрался уходить, терпение Сильвии закончилось:

— Как мы полагаем, ты знаешь о Елене?

— Ее отец описал мне ситуацию.

— Ситуацию! — повторила Сильвия, с прежним сильным негодованием. — Ты виделся с ней?

— Она знает, где меня искать, если захочет встретиться со мной.

— О, ради бога, Фалько!

Я поймал взгляд Петро, и он тихонько сказал своей жене:

— Лучше оставь его. У них свой стиль в отношениях…

— У нее, ты хочешь сказать? — возмутился я, обращаясь к ним обоим. — Насколько я понял, она тебе сказала?

— Я спросила ее! — с упреком ответила Сильвия. — Все видят, что этой девушке сейчас ужасно тяжело…

Я боялся этого.

— Тогда считайте это за честь; мне она ничего не говорила! Прежде, чем осуждать меня, подумайте, что чувствую я: не было никакой причины, почему Елена Юстина должна скрывать это! И я отлично знаю, почему она предпочла не говорить мне…

Сильвия в ужасе перебила меня:

— Ты думаешь, что отец ктото другой!

Эта мысль никогда не приходила мне в голову.

— Это, — холодно заявил я, — один из возможных вариантов.

Петроний, который в определенных вещах был очень прямолинейным, казался потрясенным.

— Ты так не думаешь!

— Я не знаю, как я думаю.

Я знал. То, что я действительно думал, было еще хуже. Я еще раз взглянул на них: они стояли взбешенные и оба объединились против меня. Потом я ушел.

Убеждать себя, что, возможно, я и не отец этого ребенка, — это обидно для Елены и унизительно для меня. Однако это легче, чем правда: посмотреть на то, кем я был. Посмотреть на то, как я жил. В тот момент я не мог винить Елену Юстину, если она отказывалась носить моего ребенка.

Она, когда я еще ничего не знал, уже сказала мне, что собирается делать. Елена «разберется с этим»; я все еще слышал, как она говорит эти слова. Это могло означать только одно.

В оставшейся части дня я признался, что у меня похмелье, и отправился домой отсыпаться.