Цезарь: Крещение кровью - Владислав Викторович Морозов

— Ну? Молчишь? Даже не можешь объяснить, зачем к ним в машину села?

— Мне... мне домой ехать далеко. Я в Ленинграде живу, — дрожащим голоском сказала она наконец. — Денег нет, я еду автостопом... Ночевать негде, в мотель меня даже в прихожей до утра посидеть не пустили, я попросилась к одной женщине, тут, в селе. Она без денег пускать не хочет, сказала, что я могу на стоянке заработать. Ну, что на стоянке за это хорошо платят. Я и решила попробовать. Пошла на стоянку, там ко мне подошел один...

— «Зверек»?

— Да. Сказал, что их двое и что они заплатят мне двадцать рублей за ночь. Я подумала и согласилась. А они...

— Понятно. А сюда-то ты как попала?

— У меня бабушка старенькая, денег мало, я хотела на работу устроиться, а в Ленинграде без паспорта не берут. Мне подруга сказала, что на юге можно в совхоз пойти, там с четырнадцати работают. Я хотела в совхозе работать, а часть денег бабушке по почте пересылала бы.

— И что не стала работать? Не понравилось?

— А меня не взяли. Они только местных берут. Вот я и решила возвращаться, а денег нет...

— Ладно. Поедешь с нами до Тулы. Оттуда и до Ленинграда ближе, и народ на дороге поприличнее. Звать-то тебя как?

— Аня.

Когда они подошли к машине и Юрка ушел к себе, Ремир подтолкнул обрадованную девчонку вперед, а сам подошел к Алексею.

— Ты что, всерьез намерен везти ее до Тулы?

— Не бросать же ее здесь. «Зверьки» разорвут ее на части, стоит нам на километр отъехать.

— Не боишься, что она в самом деле что-нибудь стырит?

— Что? Контейнер из фуры? А все остальные ценности мы при себе носим. Да ну, Рем, нас трое здоровых мужиков, не считая Юркиного экипажа. Неужели она может представлять для нас какую-то угрозу?

— Что-то мне не верится во всю эту историю с бедной бабушкой и совхозом.

— Может, и наврала, — покладисто кивнул Алексей. — Да какая разница? От этого, по сути, ничего не меняется. Бабушка у нее старая или родители-алкоголики, которые лупят ее, если на бутылку не принесет, — это все едино.

— А куда ты это создание ночью денешь? Ее ж в гостиницу не пустят.

— В машине спать будет. И не смотри на меня так — я с ней останусь.

Ремир гадко прищурился.

— Все ясно, и с этого надо было начинать. Я-то уж думал, что ты благотворительностью решил заняться.

Алексей рассердился.

— Да что я, пацан, что ли, на эту соплю лезть?! За кого ты меня принимаешь? Мне уж полтинник скоро стукнет,

Она мне чуть ли не во внучки годится! — Он вздохнул. — Просто мне ее жалко.

Нет, этого Ремиру было не понять.

— Ну, как знаешь. — Он казался разочарованным. — Дело твое. Только говорят, что благими намерениями дорога в ад вымощена. Не зря, наверное?

— Иди, — Алексей легонько толкнул его в плечо. — Станешь постарше, поймешь меня. Иди, ехать пора.

В кабине было жарко, настроения поболтать не возникало ни у кого. Алексей уже проклинал себя за то, что, как мальчишка, решил поиграть в благородного рыцаря и взял Аню с собой. Надо было высадить ее под Харьковом, если уж у мотеля ее оставлять нельзя. В конце концов, до встречи с ними Аня не померла — выкрутилась бы и без них. У «зверьков» ее отобрали — и хватит.

Спать хотелось все сильнее с каждой минутой. Все - таки сорок семь лет — это не двадцать, и ночевки в кабине переносятся куда тяжелее, чем в молодости. К тому же Аня оказалась болтушкой, и две ночи подряд под вой ветра снаружи рассказывала ему забавные и не очень истории из своей бродячей жизни.

Трасса гипнотизировала своим однообразием. Поземка забрасывала белые пушистые хвосты на асфальт, скрытый плотным слоем утрамбованного снега, перебегала дорогу, цепляясь за выбоины и оставляя клочки на кромках трещин, завивалась в маленькие смерчи. Кругом — ни одной живой души. Иногда даже казалось, что все живое давно вымерло, и сквозь эту мерзлую пустыню мчатся только две машины их каравана...

Сзади, за задернутыми занавесками, тихо посапывала Аня. Правильно — всю ночь трещала, теперь отсыпается. Ремир глазел в окно на безликие до тошноты пейзажи зимней России, Володька, по-турецки усевшись на кожухе, отрешенно смотрел прямо перед собой, улетев мыслями в одному ему ведомые дали.

Видимость была так себе, но темное пятно, расползшееся поперек дороги, он заметил издали. Машинально притормозил — мало ли, авария, а по гололеду тормозной путь длинный, можно и не успеть вовремя остановиться...

Подъезжая ближе, разглядел, что пятно состояло из трех частей: черной «Волги», глубоко зарывшейся носом в

Кювет, «уазика» цвета хаки с надписью «Скорая медицинская помощь» на боку и белой «семерки» с гаишной раскраской. Метрах в ста от них топтал обочину здоровый толстый гаишник. Завидев два тягача, тут же махнул жезлом.

Гололед действительно был жуткий, остановиться удалось метрах в двадцати от места аварии. Гаишник неспешно подошел к кабине, козырнул, лихо сбросив жезл на запястье:

— Лейтенант Усачев. Помогите, пожалуйста, машину до поста отбуксировать.

Фамилия гаишнику подходила как нельзя лучше — таких роскошных усов Алексей не видел давно. Отказываться от выполнения его просьбы было нельзя, тем более что попросил он вежливо, поэтому Алексей заглушил двигатель и натянул куртку, собираясь выйти посмотреть на место, прикинуть, как сподручнее действовать.

Снаружи дул такой ветрина, что Алексей зло выругался — угораздило же хозяина «Волги» скатиться в канаву по такой погоде. Пусть бы дома сидел, если ездить не умеет... Свалился он капитально — задние колеса еле-еле цеплялись за обочину, а капот почти до лобового стекла скрылся в сугробе. Рядом с машиной в позе задумавшегося лермон-товского Мцыри стоял рослый парень лет двадцати пяти, небритый, с зализанными назад со лба черными волосами. Подошедших к машине лейтенанта и Алексея он не удостоил даже движением бровей. И вообще, единственным намеком на то, что он понимает, где находится, был поднятый воротник его куртки из натуральной кожи на меху, хоть как-то защищавший от пронизывающего ветра.

Алексей обошел «Волгу», опершись на багажник, качнул ее, проверяя, насколько крепко она застряла. Машина тут же осела еще на