Новогодний подарок - Джанни Родари

— В каком смысле многоразмерную?

— В буквальном смысле, во многих смыслах. Сразу же после банкета по случаю получения диплома я занялся изучением этих маленьких, изящных и коварных представителей отряда кошачьих, которые так почитались еще в далекой древности. Вы знаете, конечно, что пророк Магомет отсек край своего роскошного плаща, лишь бы не будить кошку, которая уснула на нем? (См. Иллюстрированную энциклопедию животных. Издательство «Фельтринелли», том 2, страница 24).

— Да у меня вертелось это на языке, но я не решился…

— А известно ли вам, что в средние века дикие, суеверные народы считали кошку существом высшим, мистическим, способным навлечь болезни, несчастья и проклятья своими волшебными и даже дьявольскими чарами?

— Этот раздел, профессор, я плохо изучил.

— Жаль. Много потеряли. Короче, я приметил одну соседскую кошку и принялся старательно наблюдать за ней. Каждый ученый ведь начинает с наблюдения. Эта кошка, однако, чертовски любила бродяжничать и повсюду носиться. Мне приходилось следовать за ней в самые темные подвалы, где она охотилась за мышами, или забираться вслед за ней на крыши, где она, видимо, собиралась ловить на лету воробьев. У нас в Швеции ночи холодные и дождливые. После двух или трех таких ночных эскапад я схватил бронхит, который оказался моим спасением.

— Вы, наверное, хотели сказать — несчастьем?

— Нет, спасением, молодой человек, именно спасением. Потому что в больнице я познакомился с медсестрой, шведкой разумеется, которая одним только взглядом своим способна была вылечить самый безнадежный паралич. Это была взаимная любовь с первого взгляда, укрепленная тем возникшим через несколько недель обстоятельством, что мне пришлось вернуться в ту же больницу из-за множества переломов, которые я получил во время падения с другой крыши.

— Вы забрались туда тоже вслед за кошкой?

— Не совсем. Я залез туда прежде всего для того, чтобы посигналить моей медсестре. Это здание находилось напротив больницы. Короче, мы поженились и были счастливы и довольны.

— Ваша супруга тоже интересуется этологией?

— Да, весьма. Больше того, это она убедила меня оставить кошек и заняться каким-нибудь другим, менее акробатическим объектом исследований. Я предложил ей самой сделать выбор. После долгих размышлений она сказала, что кошкам явно предпочитает пихты. Вам известно, конечно, что этология занимается также изучением нравов и обычаев растений?

— Признаться, я предполагал, но не решался высказать эту мысль, боясь ошибиться. Помешала, знаете ли, столь свойственная нам, журналистам, робость.

— Мы с женой переехали в Швейцарию, где университет снял для нас прелестную виллу-шале в горах. Я не говорил вам, что все мои исследования, с самого начала и до сих пор, финансируются этим знаменитым университетом? Администрация приобрела для нас также два отличных шезлонга, которые мы поместили в тени, на южной стороне, чтобы не страдать от северного ветра, возле двух прекрасных экземпляров европейской пихты высотой примерно сорок метров и три сантиметра. Их стволы были должным образом отделаны сероватой корой с трещинками. Ветви почти горизонтальные, с тенденцией кверху. Веточки тройные, листья гладкие, довольно узкие у черенка — не знаю, ясно ли я изъясняюсь, — и тупые (обижаться тут, разумеется, не на что) снизу, по обе стороны нерватуры шли две белые выпуклые полоски. Шишки, по нашим длительным (подкрепленным холодным пивом) наблюдениям, цилиндрической формы, длиной пятнадцать сантиметров днем (ночью мы никогда не наблюдали их, к сожалению), с осыпающейся чешуей и треугольными крылатыми семенами. Понимаете? Крылатыми! Поразительно.

— И к тому же треугольными…

— Ну да! В Швейцарии мы пробыли семь месяцев, использовав за это время три пары шезлонгов и выпив изрядное количество ящиков пива. Моя жена, однако, решила, что наша жизнь становится чересчур оседлой. Ей захотелось путешествовать. Мы переехали в Африку и принялись изучать баобаб, тень которого покрывает окружность диаметром в пятьдесят метров. Это очень удобно, потому что не приходится без конца передвигать шезлонг, чтобы уйти от солнца, а то ведь можно и солнечный удар получить. Сами знаете, какое в тропиках солнце. Шезлонги и пиво нам регулярно присылали из Швеции. Климат, однако, не совсем устраивал мою жену. Знаете, сухой воздух саванны… И потом еще эти насекомые, которые то и дело лезут в пиво и тонут в нем… Моя жена пожелала вернуться в Европу. В общем, это она подтолкнула меня в том направлении, где я сделал свое главное открытие, по сравнению с которым весь предыдущий мой опыт оказался лишь серией простеньких начальных упражнений, необходимых только для того, чтобы набить руку, — словно гаммы для начинающего учиться игре на рояле. Это жена обратила мое внимание на то, что этология может изучать не только животный и растительный мир, но и выбирать себе при этом разные другие, не только менее акробатические и не столь опасные объекты, как кошки, но и менее трудоемкие, чем баобаб, а также менее назойливые, чем тропические насекомые.

— Выходит, именно так вы и пришли к изучению нравов и обычаев колокольни Джотто?

— Именно так, и не иначе. Речь идет, само собой разумеется, об исследованиях, субсидируемых соответственно Упсальским университетом, которому покровительствует его величество король Швеции.

— Не могли бы вы рассказать о вашей научной работе?

— Во-первых, важно, чтобы объект наблюдения не знал, что за ним наблюдают. Когда речь идет о животных, вы ставите в лесу палатку и притворяетесь туристом. Когда речь идет о деревьях, вы изображаете человека, который расположился под деревом, чтобы отдохнуть в его тени. Но все это нужно делать таким образом, разумеется, чтобы застать объект наблюдения в момент самых непосредственных проявлений его сущности. Когда же речь зашла о колокольне Джотто, я решил, что лучше всего притвориться посетителем этого кафе, где пиво подают отличное, а кресла очень удобные. Я усаживаюсь здесь. Колокольня ничего не подозревает. И я спокойно наблюдаю за ней. Чтобы контролировать свои наблюдения, я, как видите, раздобыл хороший путеводитель по Флоренции.

— Чрезвычайно интересно. И это, наверное, первый случай в истории науки, когда этолог посвящает себя изучению нравов и обычаев колокольни?

— Конечно, уважаемый, первый за всю историю. Но в науке после общих наблюдений переходят, как известно, к эксперименту. Вы, конечно, знаете, что если чайке подчеркнуть, усилить окраску вокруг глаз, ее сородичи перестанут воспринимать ее как члена своего сообщества. Я же задался таким вопросом: если изменить окраску среднего яруса колокольни Джотто, воспримут ли ее другие колокольни как члена своего клана?

— Потрясающе!