Тайное письмо - Коллектив авторов

сторону, куда показывал солдат. Он знал, что для отступающих народоармейцев не было другого пути, кроме этой тропы, пролегавшей по почти отвесному склону горы. Только по этой тропе можно было попасть в лесные дебри, ведущие прямиком на север. Лодочник привык каждый раз, переправив очередную партию отступающих солдат, смотреть на горный склон и успокаивался только после того, как они скрывались за горой. И сейчас он с тревогой глядел на спасительный склон, по которому в эту минуту взбирались переправленные им родные люди.

— Огонь! — завопил сержант. — Чего стоите, скорей вы, черти!

— Карабинами не достать, лучше пальнуть из пушки!

— Отставить! Не надо зря пугать, скоты, — выругал офицер солдат, — нужно преследовать их! Что вы там замешкались? Скорей! Грузите пушку!

Наспех погрузив орудие, они кое-как расселись в лодке.

— Ну, греби! — приказал офицер.

Гом Со Бан привычным движением опустил весла в воду и оттолкнулся от берега. Лодка медленно заскользила по бурлящей воде.

«Как быть? Нельзя же, чтобы они перебрались на тот берег, — напряженно думал он. — Но что же делать? Несколько человек, скажем, я сброшу в воду, а остальные-то все равно достигнут берега... Не перевернуть ли лодку? Наверное, не успею, ведь они следят за каждым моим движением...»

Вдруг ему в глаза бросился крутой порог, откуда с ревом низвергалась вода, образуя глубокий водоворот. Исстари люди называли его «Драконьим омутом», и ребята, купаясь в реке, держались подальше от этого страшного места. Как было бы хорошо, если бы удалось увлечь врагов туда. В следующее мгновение Гом Со Бан уже твердо решил похоронить их в этом омуте. Приняв такое решение, он даже улыбнулся. Он посмотрел на офицера, который с пистолетом в руке почти неотрывно следил за ним. Сейчас офицер давал солдатам указания, как организовать преследование народоармейцев, и внимание его было отвлечено, даже дуло пистолета, что торчало у самого уха лодочника, чуть сдвинулось в сторону. Гом Со Бан взглянул на стальной трос, к которому была прикреплена лодка. На конце крепления находился крючок; его можно было надевать и снимать с троса. Лодка уже приближалась к середине реки. Здесь было особенно сильное течение, и трос, удерживавший лодку, натягивался до предела.

Гом Со Бан неожиданно круто повернул лодку и рывком направил ее против течения — трос значительно ослаб, освободившись от нагрузки. В ту же секунду Гом Со Бан с быстротой молнии выхватил весло и точным движением скинул с троса крючок. От сильного толчка лодка, потеряв равновесие, закачалась и, неуклюже поворачиваясь, устремилась вниз по течению. Поднялась суматоха. Истошно крича, с безумными от страха глазами, солдаты падали друг на друга. А Гом Со Бан, сидя на корме, спокойно наблюдал за ними с торжествующей улыбкой человека, который, наконец, решил нелегкую задачу и теперь любуется результатами своей работы.

— Что ты сидишь так, свинья? Греби к берегу! — закричал офицер, размахивая пистолетом, но это уже был не окрик уверенного в своей силе человека, а скорее униженная мольба обреченного на смерть труса.

— Не могу, поздно уже, — коротко ответил Гом Со Бан.

— О-о, негодяй, он нарочно отцепил лодку от троса! — С этими словами офицер выстрелил.

Гом Со Бан вздрогнул. Грудь обожгло что-то острое, руки сразу ослабели, стали какими-то деревянными. Но он все так же неподвижно сидел на своем месте.

Пучеглазый сержант попытался выхватить у Гом Со Бана весла, но лодочник, собрав последние силы, страшным ударом уложил его и выбросил весла в воду.

Лодка уже бешено кружилась в яростном водово роте, выплясывая дьявольский танец.

— Мы погибли, куда это нас несет, черт! — раздался чей-то истерический вопль.

— Не беспокойся! Я поведу вас туда, куда нужно! Сорок лет работал я на этой переправе и всегда переправлял всех туда, куда нужно. И вы тоже пойдете туда, куда нужно.

В этот момент лодка сильно качнулась и, высоко задрав корму, стремительно ринулась вниз, в черную пасть омута.

Ли Лен Сук

НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО

Чан Су — мальчик на побегушках в одном из самых больших ресторанов города. Сегодня он вернулся домой раньше обычного. Матери еще не было: она служила прислугой и приходила поздно.

В полутемной комнате было сыро и холодно, и, войдя в нее, Чан Су невольно поежился. Он на ощупь нашел спички и зажег лампу, подвешенную под самым потолком. Проникающий сквозь щели ветер медленно раскачивал ее из стороны в сторону, и, когда разгорелся фитиль, по потолку и стенам запрыгали темные зловещие тени. Чан Су вдруг вспомнил своего братишку Чан Хо, и ему стало не по себе. И тогда метались точно такие же тени, а умирающий Чан Хо задыхался, с трудом втягивая последние глоточки воздуха...

Чан Су долго сидел без движения, уткнувшись лицом в колени.

Но вот он поднял голову и торопливо вынул из кармана клочок бумаги и огрызок карандаша. Деловито расправив бумагу на плетеном сундучке, он помусолил карандаш.

«Папа, родной!» — написал он бесконечно дорогие слова, и неизбывное горе стальным обручем сдавило его грудь. Мальчик вдруг ясно представил себе отца. Ему запомнилось, что отец всегда ходил в темно-синей рабочей одежде с большими карманами по бокам. Высокий, жизнерадостный, он обычно уходил из дому с первыми петухами и возвращался только поздней ночью. Тихонько открывалась полупрогнившая калитка и слышались осторожные шаги — это приходил отец. Дожидаясь его, мать засиживалась допоздна с иголкой в руках: за жалкие гроши она шила чужим людям платье. Чан Су ложился в постель рано и к этому времени обычно просыпался.

Когда отец с побелевшим от холода лицом, с заиндевелыми бровями, впуская струю морозного воздуха, входил в комнату, лицо матери освещалось радостью, и она порывисто вставала ему навстречу.

— Слава богу, и сегодня обошлось.

— Не стоит так беспокоиться. — Отец нежно смотрел на мать, на ее руки с шитьем.

— Чан Су, ты все еще не спишь? — Он огрубевшими пальцами ласково поглаживал сына по вихрастой голове.

— Нет, пап, я уже выспался.

— Спи, спи еще, сынок, не тревожься.

Чан Су сладко потягивался.

Отец с аппетитом поедал затвердевшие комки чумизовой каши, холодной водой полоскал рот, затем пил воду большими глотками. И сейчас Чан Су точно видит все это наяву. Когда отец был с ними, им ничего не было страшно.

Чан Су продолжал писать свое письмо:

«Папа, родной! Папа, ты и сейчас служишь в Народной армии или работаешь на