От Москвы до Берлина. Рассказы для детей - Сергей Петрович Алексеев

Сто красавиц. Сто невест. Сто отважных лихих сердец.

Двенадцать тополей

Как-то новый командир одного из полков, сражавшихся на Кавказе, посетил стрелковое отделение. Двенадцать бойцов в отделении. Застыли в строю солдаты. Стоят в ряд, один к одному. Представляются командиру:

– Рядовой Григорян.

– Рядовой Григорян.

– Рядовой Григорян.

– Рядовой Григорян.

Что такое – поражается командир полка. Продолжают доклад солдаты:

– Рядовой Григорян.

– Рядовой Григорян.

– Рядовой Григорян.

Не знает, как поступить командир полка, – шутят, что ли, над ним солдаты?

– Отставить, – сказал командир полка.

Семь бойцов представилось. Пятеро стоят безымянными. Наклонился к командиру полка командир роты, показал на остальных, сказал тихо:

– Тоже все Григоряны.

Посмотрел теперь командир полка удивлённо на командира роты – не шутит ли командир роты?

– Все Григоряны. Все – двенадцать, – сказал командир роты. Действительно, все двенадцать человек в отделении были Григорянами.

– Однофамильцы?

– Нет.

Двенадцать Григорянов, от старшего – Барсега Григоряна до младшего – Агаси Григоряна, были родственниками, членами одной семьи. Вместе шли на фронт. Вместе они воевали, вместе защищали страну и родной Кавказ.

Один из боёв для отделения Григорянов был особенно тяжёлым. Держали солдаты важный рубеж. И вдруг атака фашистских танков. Люди сошлись с металлом. Танки – с одной, Григоряны – с другой. Лезли, лезли, разрывали воем округу танки. Без счёта огонь бросали. Устояли в бою Григоряны. Удержали рубеж до прихода наших.

Тяжёлой ценой достаётся победа. Не бывает войны без смерти. Не бывает без смерти боя. Шесть Григорянов в том страшном бою с фашистами выбыли из отделения.

Было двенадцать, стало шесть. Продолжали сражаться отважные воины. Гнали фашистов с Кавказа, с Кубани. Затем освобождали поля Украины. Солдатскую честь и фамильную честь донесли до твердынь Берлина.

Не бывает войны без смерти. Не бывает без смерти боя. Трое погибли ещё в боях. Жизнь двоим сократили пули. Лишь самый младший, Агаси Григорян, один невредимым вернулся с полей сражений.

В память об отважной семье, о воинах-героях в их родном городе на Кавказе были посажены двенадцать тополей.

Разрослись ныне тополя. Из метровых саженцев гигантами стали. Стоят они в ряд, один к одному, словно бойцы в строю – целое отделение. Память вечная Григорянам!

«Ахтунг! Ахтунг!»

Лётчик-истребитель капитан Александр Покрышкин находился в воздухе. Внизу, изгибаясь, бежит Адагум. Это приток Кубани. Новороссийск виден вдали налево. Справа осталась станция Крымская.

Впился лётчик глазами в стекло кабины. Зорко следит за землёй, за небом. Голову влево, голову вправо. Голову кверху, голову вниз. Поправил очки, шлемофон, наушники. Вновь повёл головой по кругу. Снова – то вверх, то вниз.

В наушниках послышалось:

– Ахтунг! Ахтунг!

Речь немецкая.

– Ахтунг! Ахтунг!

Голос тревожный («ахтунг» – означает «внимание»).

«Что такое? – подумал Покрышкин. – Что же случилось там у фашистов?»

Снова повёл головой налево, снова повёл направо: «Что же такое тревожное там у фашистов?»

И вдруг:

– Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!

Вот так «ахтунг!». Слышит Покрышкин: «Покрышкин в воздухе!»

Услышали «ахтунг!» на других наших самолётах. Услышали фашистский «ахтунг!» и внизу, на нашем командном пункте.

Ясно нашим, почему раздаётся фашистский «ахтунг!». Ясно и фашистским лётчикам, почему их предупреждают. Двадцать самолётов врага сбил над Кубанью лётчик Покрышкин. (А до этого – над Днестром, над Днепром, над Донбассом, над Доном – и ещё двадцать.) Вчера лишь в одном бою над станцией Крымской уничтожил Покрышкин четыре неприятельских «мессершмитта». Четыре в одном бою!

– Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!

Бежит, нарастает победный счёт у Покрышкина – 41 самолёт, 42, 43, 44, 45… 51, 52, 53, 54, 55…

– Ахтунг! Ахтунг! Покрышкин в воздухе!

От первого до последнего дня войны сражался отважно с фашистами лётчик.

59 самолётов врага сбил в воздушных боях лётчик-истребитель Александр Иванович Покрышкин.

Стал он Героем Советского Союза.

Стал дважды Героем Советского Союза.

Стал трижды Героем Советского Союза.

Слава тебе, Александр Покрышкин, первый трижды Герой в стране.

Кобрик и Киттихаук

Некоторые наши авиационные соединения, сражавшиеся на Северном Кавказе и Кубани, имели самолёты английского производства. Англичане были нашими союзниками. Поставляли нам отдельные виды своего вооружения. В том числе и самолёты-истребители. Были они двух марок: «аэрокобра», или просто «кобра», и «киттихаук».

Пристала как-то к лётчикам, летавшим на «кобрах» и «киттихауках», собачонка. Приютили её авиаторы. Стали думать об имени.

– Барбос.

– Жучка.

– Бобик, – идут предложения.

– Не то, не то.

Кто-то вдруг произнёс:

– Кобрик!

Посмотрели лётчики на самолёты «аэрокобра»:

– Кобрик?

Понравилось лётчикам имя Кобрик.

Прошло несколько дней. Как-то вернулись лётчики из боевого полёта, видят, поджидает их ещё одна собачонка. Морда весёлая. Хвост колечком.

– Много вас тут. Есть у нас уже Кобрик, – говорят ей лётчики. Однако не уходит собачонка. Уселась, смотрит на лётчиков. Глаза озорные. Морда весёлая. Хвост колечком.

Приютили и эту лётчики. Стали думать, как же её назвать. Кто-то сказал:

– Киттихаук.

Понравилось лётчикам – Киттихаук. Звучит необычно, звонко.

Поселились Кобрик и Киттихаук на военном аэродроме. Стали общими любимцами лётчиков.

Провожают дворняжки в полёт героев. Встречают друзей с победой. Возвращаются лётчики:

– Здравствуй, Кобрик!

– Привет, Киттихаук!

То-то радость на лётном поле.

Нелёгкая жизнь у воздушных воинов. Тяжёлые бои с фашистами шли на Северном Кавказе. Особенно упорные на Кубани. По нескольку боевых вылетов в день совершали военные лётчики. Устают от полётов лётчики. Сядут на землю. Валятся тут же на аэродроме прямо у самолётов с ног. Садятся рядом Кобрик и Киттихаук. Оберегают солдатский сон.

Наступали наши войска. Гнали с Кубанской земли фашистов. Перемещались на запад, на новые аэродромы и авиационные соединения.

Взяли лётчики Кобрика и Киттихаука к себе в боевые кабины. Поднялись в небо. Когда же совершили посадку на новом месте, случилось вдруг неожиданное.

Выскочил Кобрик из самолёта. Глаза злющие, злющие. Зубы оскалил. Пытались лётчики его приласкать. Рявкнул Кобрик и стрелой от людей помчался.

– Кобрик! Кобрик! – кричат лётчики.

– Ко-о-брик!

Не вернулся Кобрик назад. Не перенёс он, видимо, перелёта. Не родился, видимо, для полётов. Умчался Кобрик. А Киттихаук при всех остался. Был он по-прежнему общим любимцем.

Провожал он в полёты лётчиков. Встречал из полётов лётчиков.

Сидит Киттихаук. Смотрит в бездонное небо. Морда весёлая. Хвост колечком.

Госпитальная

На берегу Чёрного моря, совсем рядом с захваченным фашистами городом Новороссийском, находился небольшой участок свободной земли. Укрепились здесь советские солдаты. Всю войну не допускали сюда врагов. Назвали это место Малой землёй.

Малая земля, как заноза, как бельмо на глазу у фашистов. Атакуют, атакуют ее гитлеровцы, но взять не могут.

Жизнь