Монтигомо - Ястребиный коготь - Виталий Георгиевич Губарев

подмигнул дед Тарас. Христя накрыла стол для гостей в саду под вишней. Завтрак затянулся. Долго пили чай с вишнями, вспоминали общих знакомых. Притихшие Сережа, Катя, Степан и дед Тарас не вмешивались в их разговор.

— Слушай, Костя, а ты помнишь Алешу Попова? — спросил председатель.

— Ну еще бы! Он, кажись, сейчас в Москве живет.

— В Подмосковье. Домик там у него небольшой в лесном поселке. Так вот я и провел у него в Подмосковье последние дни прошлого года. Любопытная история там у нас произошла. Вызвали меня в конце декабря в Министерство сельского хозяйства. Ну, я первым делом — к Алеше. Ведь он инвалид Отечественной войны…

— Знаю, Ваня…

— Сильно он под Курском был ранен… По вечерам мы допоздна засиживались в его домике, разговаривали, не зажигая света, смотрели в окно на белые от снега елки. Ну, сам знаешь, когда старые приятели встречаются, всегда прошлое вспоминать начинают. «Вот и опять Новый год! — сказал мне Алеша. — Черт знает, как эти годы быстро летят, когда становишься взрослым! А помнишь, какими длинными они бывают в детстве?»

Заговорили мы о детстве.

«Эх, детство, детство! — вздыхает Алеша и вдруг говорит: — Слушай, а елку ты помнишь? Самую нашу первую елку?»

Да как же мне не помнить ее! В конце голодного двадцать первого года на маленьком хуторе, где я учился тогда с Алешей в начальной школе, наша старая учительница где-то раздобыла это невидное деревцо с зелеными иголочками.

Это было почти чудо в нашем степном краю. Помню, девчонки и мальчишки, худые, бледные, не то что наши современные ребятишки, наряжали елку флажками, которые мы вырезали из старой газеты. Да, старые газеты были тогда для нас великой ценностью: в школе мы писали на них чернилами, изготовленными из печной сажи. Согревали непослушные пальцы дыханием и старательно выводили: «Ученье — свет, а неученье — тьма». Мы уже тогда знали, что живет на нашей земле великий человек, по имени Ленин, который сказал: «Задача состоит в том, чтобы учиться…»

Алеша расчувствовался и говорит мне:

«А ведь хорошо было! Голодно, холодно, а хорошо! Интересы у нас какие-то высокие были, о будущем мечтали! Помнишь, как мы заслушивались рассказами нашей учительницы? Коммунизм — есть Советская власть плюс электрификация всей страны! Плакаты, лозунги, сбор железного лома… Не знаю, может быть, я ошибаюсь, — говорит Алеша, — но мне кажется, что современные ребята как-то не так живут, как мы в свое время».

Тут мы с ним поспорили. Начал я защищать современных ребят. Только он остановил меня движением руки и продолжает:

«Погоди, может быть, ты современных детей и лучше меня знаешь, но что бы ты мне ни говорил, уж слишком много им дано сейчас… Избалованы они заботой и вниманием. Я не спорю, не все такие, но многие, очень многие. Не подумай, что я старею и стал ворчуном… Мы когда-то благоговели перед елкой с газетными флажками, а для них обычное явление — зеленая красавица, украшенная золотом и разноцветными огнями. Елка в Кремле! Елка в Колонном зале! Елка в каждой школе!»

Смотрю, разволновался мой Алеша. Походил по комнате, припадая на одну ногу, — это у него память о Курской битве, — и неожиданно предложил:

«Пойдем-ка погуляем перед сном».

Ну, оделись мы и вышли. Люблю я подмосковную зиму! Тишина, мороз, пахнет свежим снегом! Откуда-то подбежал и сунулся в наши ноги лохматый пес Пират, которого хозяин представил мне как кавказскую овчарку.

Пошли мы в лес. Идти пришлось гуськом по снежной тропинке — впереди Пират с выгнутым хвостом, затем Алеша и, наконец, я.

Вдруг, смотрю, Пират сделал стойку и легонько зарычал. Невдалеке стоял подросток с топором в руке.

«Смотри! — прошептал мне Алеша. — Вот тебе современные дети!»

А парнишка, увлеченный своим занятием, по колени в снегу, сосредоточенно примеривался топором к стройной елочке. Только не успел он размахнуться, как Алеша схватил его за воротник. Паренек страшно испугался, попытался вырваться, но не тут-то было.

«Пустите», — взмолился паренек.

Направились мы назад, к дому.

«Нет, братец, — говорит Алеша, — пойдем-ка со мной».

«Зоя, сбегай-ка за милиционером», — крикнул Алеша на крыльце, хотя мы оба отлично знали, что его дочка Зоя ушла в кино и никого, кроме меня да Пирата, дома нет.

Протянул Алеша мальчику веник и сердито сказал:

«Обметай, братец, ноги. Эк тебя снегом всего залепило». Вошли мы в дом. Парнишка стянул с головы ушанку и предстал перед нами трогательно белый: льняные волосы с чубиком, светлые брови, светлые реснички и белая от снега шубейка. Краснели только губы да щеки, накаленные морозом.

«Ишь ты какой! — не сдержал Алеша улыбки и незаметно подмигнул мне. — Пойдем-ка, братец, в кухню. Пока придет милиционер, мы попьем чайку и поговорим по душам».

А мальчик дрожащим голосом говорит:

«Отпустите, Алексей Алексеевич».

Алеша удивился, плечами пожал:

«А ты, собственно, откуда знаешь мое имя?»

«Знаю… — отвечает. — Вы инвалид Отечественной войны».

«Ну допустим, что это так, — говорит Алеша. — А известно ли тебе, что тех людей, которые рубят деревья в лесу, называют браконьерами и что уничтожение леса преследуется законом?»

«Да ведь это елка! — недоверчиво говорит он. — Их даже на елочных базарах продают!»

«Вот ты и купил бы на елочном базаре», — говорит Алеша. И разъясняет ему, что существуют специальные организации, которые заготовляют елки и знают, где можно рубить и где нельзя. А то, мол, если все начнут валить деревья где попало, в поселке совсем зелени не останется.

«На елочном базаре плохие елки, — огорченно говорит мальчишка. — Мятые и голые. А мы постановили, чтобы елки хорошие были!»

«А кто же это, разреши полюбопытствовать, постановил?» — спрашивает Алеша.

«Наше звено…»

Тут Алеша совсем возмутился.

«Нет, ты только подумай, что вытворяют эти сорванцы! — говорит он мне. — Не только он один, оказывается, хотел погубить дерево! У них целая компания! Торгуете вы елками, что ли?»

«Нет, что вы! — говорит. — У нас же тимуровское звено! Вот честное пионерское!»

«Это ты брось, братец! Тимуровцы благородными делами занимаются! Они о людях заботятся, а не лес рубят!»

«А мы тоже не для себя рубим».

«А для кого же? Например, ты для кого хотел срубить елку?»

Паренек чуть слышно:

«Для вас…»

Мой Алеша даже побледнел.

«Для меня? — спрашивает. — Да зачем же?… Зачем мне елка?»

«Мы постановили… всем инвалидам Отечественной войны срубить к Новому году елки… и положить ночью на крыльцо… Чтобы вы проснулись, а у вас елка…»

И как вы думаете, что было дальше? Заплакал