Мальчик из Югуру - Олимп Бели-Кенум

24. ОБЕД В КРУГУ ДРУЗЕЙ

Вся семья бабушки Сикиди, по приглашению Киланко и его родных, пришла на обед в их дом. Под навесом собралось много народу. Обе семьи расселись: кто на низеньких скамеечках, почти согнувшись пополам, кто прямо на земле, на циновках. Тарпон был подан под разными соусами. Тут был и обычный соус из масла, помидоров, лука, перца и других пряностей; он подавался гостям с отварным рисом, который служил гарниром к жареной рыбе. Были соусы, и специально приготовленные к этому разделанному во всех видах «серебряному королю»: один — из шпината, сильно наперченный, со свежими креветками; другой— из гомбо[23], довольно густой, с запеченными креветками и копченой рыбой. Те же два соуса, но только с кусочками агути, входили также в число праздничных блюд. Их ели с толченым ямсом и с лепешками из кукурузной муки или из муки маниоки, кому как нравилось. Соус стекал между пальцев, и его ловко слизывали, прищелкивая от удовольствия языком. Еды было такое изобилие, что из-за лишнего куска никто из детей и не думал хитрить.

Нам Алайя, уже успокоившаяся, но еще не уверенная в своих силах, поднялась, опираясь на палку, и пошла, медленно переступая, как младенец, делающий первые шаги. Все затаили дыхание. Наступила мертвая тишина. Гости, увидев ее на ногах, замерли: у одних в этот момент рука оказалась в блюде с лепешками, у других — в соусе. Были и такие, что, не успев прожевать, остались сидеть с разинутым ртом. И все они, вытаращив глаза от удивления, смотрели, как нам Алайя, пройдя более двух метров, медленно и осторожно пошла обратно. Когда она добралась до своего места, гости дружно и громко захлопали в ладоши. Раздались радостные возгласы, в которых то и дело слышались слова: «Чудеса... боже... аллах... счастье...»

Нам Сикиди благодарила бога. Одна из ее невесток молилась аллаху, другая, встав на колени, целовала землю, взывая к душам давно умерших предков.

По случаю такого события решили выпить пальмового вина и кукурузного пива. Обсудили вопрос насчет Айао. Белый человек, приехавший из Джен-Кедже, обещал Киланко поговорить с директором школы в Афежу, чтобы зачислить туда Малышку, хотя по закону было запрещено принимать детей до 10 лет.

— Хорошо бы и Анату устроить в школу... ведь она даже немного старше моего Малышки. Если вдруг люди увидят, что он ходит в школу, а она нет, начнутся всякие разговоры, и это может посеять рознь между нашими семьями,— сказал белому человеку Киланко.

Господин Непот, инспектор сельскохозяйственного кооператива, обещал «все уладить». Счастливый Киланко осторожно заявил в конце обеда, прежде чем вернуться в сад, что если ему удастся записать Анату и Айао в школу, это будет очень приятным для всех событием.

— Раз так, не мне противиться твоей воле, — сказал Джилага́, отец Анату.

— Дай бог, чтобы мои хлопоты увенчались успехом. — произнес на прощание Киланко.

Он ушел, а в доме еще долго царило веселье.

В это время в саду работа шла полным ходом. Сборщики сновали взад и вперед. Более двухсот мешков, наполненных и уже зашитых, весом по пятьдесят килограммов, стояли в ряд. На всех дегтем были поставлены номера и написана фамилия Киланко.

Обычно Киланко проверял вес каждого мешка на весах, привезенных работниками из сельскохозяйственного кооператива. Сегодня же он ограничился тем, что пересчитал мешки, а Бурайма и Ассани отметили их количество и общий вес в записной книжке, куда Бурайма, в соответствии с установленными правилами, вклеил полученную от господина Непота расписку.

Когда начали грузить мешки в машины, Киланко подошел к Исдину и что-то прошептал ему на ухо. Мальчик бегом бросился к дому. Через несколько минут он вернулся с огромным свертком из банановых листьев. В них были завернуты для господина Непота целая нога от кабана, что накануне вечером попал в один из расставленных Киланко капканов, большая тушка агути для Чукулы́, помощника Непота, и несколько половинок агути для шоферов. Довольный Непот поблагодарил Киланко за щедрые подарки и, уезжая, обещал немедленно заняться его делом.

Грузовики двинулись в путь.

И три следующих дня они то и дело приезжали и уезжали тяжело нагруженные..

25. АЙАО И АНАТУ ВЗРОСЛЕЮТ

Айао вместе со своей подружкой Анату был принят в школу по решению специального суда. Господин Непот, собиравшийся было поговорить с директором школы в Афежу, поразмыслив немного, отказался от этого.

«Африканские учителя, — рассуждал он сам с собой, — оставляют особую касту служащих, иногда оппозиционно настроенных. Добросовестные, пунктуальные, честные, ратующие за справедливость и впитавшие в себя республиканский дух их европейских учителей, они тем не менее недолюбливают белых служащих и используют любой случай для нападок на них, для разоблачения их ошибок, даже самых незначительных. Если попросить директора школы господина Джамарека принять Айао и Анату в школу без официального подтверждения их возраста, то это может привести к тому, что почтенный директор заподозрит меня в каком-нибудь обмане».

Исходя из таких соображений, Жак Непот предложил Киланко попросить суд официально установить возраст Айао, поскольку только немногие африканцы имеют свидетельства о рождении, родители Анату должны были сделать то же самое. Непот, как инспектор сельскохозяйственного кооператива в Джен-Кедже, хорошо знающий деревню Югуру и некоторых хозяев фруктовых садов, мог быть одним из свидетелей семей Киланко и Джилаги.

Почти две недели семейства Киланко и Джилаги обсуждали, советовались и, наконец, выработали план действий. На каждого ребенка требовалось три свидетеля, причем никто из них не должен был приходиться ему родственником. Родители будущих учеников, как и их свидетели, должны были погасить все налоги за два предыдущих года и иметь соответствующие расписки, с тем чтобы представить их, если это потребуется. Кроме того, по закону человек, подтверждающий на суде дату рождения ребенка, не имел права в этот день и даже в этот месяц приглашать отца или прямого родственника данного ребенка к себе в свидетели. Отец Анату вызвался быть одним из свидетелей Киланко. Таким образом, исключилась возможность для последнего предложить то же самое своему другу и земляку.

Общим свидетелем у Киланко и Джилаги был Жак Непот. Вторым свидетелем девочки стал двоюродный брат ее матери.

— Мы можем выбрать вторым общим свидетелем моего шурина Экуэффи, они с моей женой родственники только по матери, — предложил Киланко, и Джилага тут же согласился.

Мужчины, по совету Непота, продумали детально свои выступления