Опасное наследство - Лене Каабербол

«Господин ждет тебя в Мраморном зале!»

То были слова, которые я возненавидела. Всякий раз, когда я их слышала, руки мои леденели, а живот схватывали судороги, превращая его – в маленький комок.

Прошло уже девятнадцать дней после того, как Вальдраку заставил меня испытать мой взгляд на Лайсе. Девятнадцать… я считала их крайне старательно. И в эти девятнадцать дней ежедневно, а порой два или три раза на дню находился тот или иной бедняга, вызвавший недовольство Вальдраку. Тогда меня призывали в Мраморный зал или же в кабинет хозяина, и, покуда Вальдраку жадно взирал на происходящее, я, хочешь не хочешь, заставляла беднягу плакать, мучиться от угрызений совести и молить о милости. Хозяину было одинаково безразлично, стыдились ли они того, что привело их в немилость, или же чего-то совсем другого. Для него важно было видеть, как они раболепствуют, и хнычут, и вымаливают дозволить им уйти. Тогда он улыбался, гладил меня по голове и бахвалился перед Сандором:

– Какие силы! Ну не бесподобно ли! Верно, Сандор? Малышка девчонка, а может одним взглядом принудить взрослых парняг упасть на колени! Поистине редкую птицу мы поймали!

Взрослых парняг теперь бывало не так уж и много. Большей частью приводили детей из ткацкой или из оружейной, которые, как Лайса, «небрежны в работе» или, по мнению Вальдраку, недостаточно расторопны или же недостаточно сильны. Однажды то были две женщины, которые жаловались, что один из станков в ткацкой сломался и на нем опасно работать. А еще как-то вечером – один избитый бродяга, которого Сандор нашел наверху возле оружейной, где несчастный пытался спрятаться в одном из дровяных сараев. Его они обозвали «лазутчиком и предателем», а Вальдраку ударил его той самой проклятой цепью, бил так, что вся спина бродяги была окровавлена. Но хотя он смотрел мне в глаза и слезы сбегали по жестоко изувеченному лицу, он твердил лишь чепуховые стишки и детские считалки. А потом он потерял сознание, так что Сандору пришлось его унести.

Кто на этот раз? Еще один бродяга? Я не спешила попасть в Мраморный зал и узнать, кто это.

– Все же поторопись, детка! Ты ведь знаешь – он ненавидит ждать!

Марте взволнованно подтолкнула меня в спину.

Я кивнула и все же пошла как можно медленней, как только посмела. Само собой, все это было бесполезно – даже иди я целый день по этому дому. Мраморный зал по-прежнему останется на своем месте, а Вальдраку будет сидеть в своем обычном кресле у камина, холодный и вместе с тем преисполненный ожиданий. А тот или иной бедолага, весь дрожа, станет ожидать встречи с прирученной ведьмой – Пробуждающей Совесть. Да, я хорошо знала, как все они меня называли. Даже стражники злобно кидали на меня взгляды, полные отвращения ко мне и восхищения Вальдраку, которому удалось приворожить такое чудовище, – «Ведьмочка господина!».

На этот раз был мальчик, на год или два старше меня. На нем был коричневый кожаный передник и черные рабочие штаны, а больше ничего. Подойдя к нему вплотную, я ощутила запах кузницы, терпкий запах пота, сажи и нагретого металла, а на его обнаженной верхней части тела виднелись черные полоски сажи и крохотные красные рубчики в тех местах, где прижгли его искры из кузнечного горна. Его темные волосы блестели и лоснились от пота, но он стоял прямее других, что были здесь до него.

– Это опасно, – произнес он, не спуская упрямого взгляда с Вальдраку. – Не будь это опасно, почему только нам, ничейным детям, выпадает такая доля? Четыре беды стряслись за последние три недели. Четыре! Один помер, а трое получили тяжкие увечья. Имрик… – Его голос слегка дрогнул. – Имрик никогда не сможет больше ходить по-настоящему.