Звезда имени тебя - Лада Валентиновна Кутузова

не ждешь, никакой третий глаз не видит этого в будущем, и шестое чувство молчит. И все молчат, только Милолика проговорилась. Мы к Восьмому марта газету в классе готовили, хотя по идее парни должны. Но у нас такие умельцы, что одни слезы. Поэтому мы с Друбецкой стихи сочиняли, а Лара с Ксюхой рисовали. Разделение труда по способностям. И что за умник решил к празднику конкурс стенгазет устроить? Вот и мучаемся.

– Интересно, что мне Ларионов подарит? – отвлеклась Друбецкая от переделки стихов Пушкина.

– А ты что-то конкретное просила? – поинтересовалась я.

– Нет, хочу сюрприз. Заодно проверю, хорошо ли он мои вкусы изучил. – Милолика светилась от радости.

Я задумалась: мне бы цветов хотелось или книгу. Все остальное есть. Сама я Тиму на день рождения подарила варежки, бабушка связала. Ему очень понравилось. А то в перчатках руки мерзнут, когда физкультура на лыжах. Плюс тренировки в секции: тоже на лыжах по лесу гоняют. А на двадцать третье февраля – ручку с блокнотом. Пригодится.

– Надо, чтобы Тим тебе что-то стоящее подарил, на память, – продолжила Друбецкая.

– Да ну, не день рождения же, – отмахнулась я.

– Ну как же, – не поняла Милолика. – Ведь он же скоро уедет. А ты с какой-то ерундой останешься.

Я повторила ее слова про себя: «Скоро уедет». Кто уедет? Куда?

– Ты что, не знаешь?! – Милолика засуетилась. – Воронцов же возвращается в Москву сразу после экзаменов. Мне Витя сказал.

Вот это новость! И все знают, одна я не в курсе? Лицо вспыхнуло от стыда, будто мне пощечин надавали. Даже не намекнул! Конечно, мысленно он уже домой вернулся, в Москву. А со мной можно не считаться.

Хотелось вскочить и выбежать, хлопнув дверью, но сдержалась. Не буду при Друбецкой и девчонках позориться. Просто дописала последнюю строчку, положила перед Ксюхой и мило со всеми попрощалась. А сама быстро-быстро из школы выскочила и домой побежала – не хочется на улице плакать. И так уже несколько раз засветилась. Карты не соврали: слезы из-за короля. И пиковая дама… не соперница – разлука! Светка выскочила в коридор и молчит удивленно: я уже сдерживаться не могу, подвываю тихо.

– Ты чего? – удивилась она. – Живот болит?

Ну да, в ее возрасте только из-за физической боли рыдать можно, не из-за душевной. А я ответить не могу, спазмы горло перехватили. Лишь башкой отрицательно мотаю.

– С Тимом поссорилась? – сообразила Светка.

Все-таки догадалась.

Светка обняла меня, совсем как мама, сочувствует. И меня от этого еще больше разбирает, потому что очень жалко себя: как я без Воронцова буду? Три месяца осталось! Я же не смогу так долго без него. Я и с годом еле-еле примирилась.

Проснулся телефон. Воронцов. Я сбросила звонок. Не хочу разговаривать! Ларионов в курсе, Друбецкая тоже, а я как дура, самой последней узнаю. Конечно, меня же можно не принимать во внимание. И слезы сплошным потоком, как осенний дождь. Через десять минут в дверь забарабанили: «Лида, открой!» Светка вопросительно посмотрела, я ответила шепотом: «Нет». И она тут же закричала: «Не стучи, Лида тебя видеть не хочет!»

Воронцов еще постоял у двери, а затем спустился во двор. И вскоре в окно прилетел снежок, потом еще один. Светка открыла форточку и строго заявила: «Перестань, а то родители ругаться будут. И иди домой, Лида не выйдет». Захлопнула форточку и стоит довольная: заступилась за сестру. Потом выглянула и сообщила: «Ушел». А у меня разочарование: легко же Воронцов сдался. Другой бы возле подъезда дежурил, замерзал, а этот взял и к себе отпра-а-вился.

И тут стук в окно, а там Воронцов маячит. Залез на козырек подъезда, молодец какой. Я не выдержала, окно распахнула и кричу на него: «Ты дурак?! Тебе больше делать нечего?! А если бы упал? Совсем с ума сошел?!» И новые рыдания, пуще прежнего. Не девушка, а водопад какой-то. Пришлось его впускать, а потом мы вместе снег убирали с подоконника и пола. Как оказалось, совместный труд сближает – я перестала злиться.

– Извини, не знал, как тебе сказать. – Воронцов обнял меня.

– Ага, а Ларионову нашел как, – не смогла удержаться.

– Так я с ним посоветоваться хотел, как лучше. Не знал, что он Друбецкой проболтается, – оправдывался Тим.

Я улыбнулась:

– Наверное, тоже решил проконсультироваться.

Тим погладил меня по голове:

– Родителям программу урезали, они в июне возвращаются. Но я же могу до конца августа в Тишеве остаться. И потом приеду, как договаривались.

Я уткнулась в его плечо. Как же несправедливо. Почему именно со мной такое случается? Куча девчонок гуляет с парнями, а расстаться придется мне. Не хочу его отпускать! Не хочу! Светка сочувственно носом шмыгнула:

– Я чайник поставила. Давайте чай пить, а то я есть хочу.

Пришлось ее обедом кормить. А то со мной она скоро от голода умрет, вечно про нее забываю из-за переживаний.

Глава 28

Впервые не жду весну, наоборот – мечтаю отсрочить ее появление. Пусть будет холод, серое небо, застрявшее в макушках деревьев, ветер, снег в лицо, лишь бы время застыло. И не напоминало каждый раз: еще минус один день. Я даже на календарь боюсь лишний раз взглянуть. Но в школе как сорвались, постоянно говорят, что на каникулах отдыхать нельзя – скоро экзамены. Всего два месяца осталось. Хочется заткнуть уши, чтобы не слышать. Не будет никаких экзаменов, и май не настанет. Не хочу!

Мы с Тимом теперь все время вместе, расстаемся только вечером. Да и во сне он не отпускает меня. Снится все время. Я уже надумала ехать в Москву после девятого класса, в колледже учиться. Но мама сказала, что, во-первых, меня не отпустит – маленькая я для этого. А во-вторых, я из другого региона, и для меня учеба станет платной. Мама даже сумму назвала – для нас неподъемная. И это меня окончательно добило. Выхода нет.

Время неумолимо. Сугробы оседают на глазах, солнце все выше, небо светлее. Сосульки с крыш падают, как метко брошенные копья. Зазеваешься – по башке получишь, и привет тому свету. Даже голуби с ума посходили: сплошное воркование с самого утра. На улице глубокие лужи. Чтобы обойти, приходится пробираться по серому снегу,