Рони, дочь разбойника - Астрид Линдгрен

Но в этот миг она услышала грозный клич – так грозно мог кричать только Маттис. Ну конечно же, это был он, ее отец со своими двенадцатью разбойниками. Огонь их факелов мелькал между деревьями, а брань Маттиса оглашала лес:

– Убирайтесь прочь, серые гномы! Проваливайтесь в тартарары, не то мы вытащим топоры!…

Рони услышала, как маленькие тельца шмякаются на землю. В ярком свете факелов она их теперь разглядела – мерзкие серые твари улепетывали со всех ног и исчезали в темноте.

Она села на свой кожаный мешочек, как на санки, и соскользнула вниз по валуну, а тут как раз подоспел Маттис, поднял ее с земли и крепко обнял. И пока он нес ее домой, она плакала, уткнувшись ему в бороду.

– Ну, теперь ты узнала серых гномов? – спросил Маттис, когда они уже сидели у очага и Рони отогревала озябшие ноги.

– Ага, теперь я узнала серых гномов.

– Но ты еще не знаешь, как их одолеть. Они издали чуют, что их боятся, и тут же становятся опасными.

– Да-да, – подтвердила Ловиса. – И так ведут себя не только серые гномы. Поэтому в лесу безопасности ради надо ничего не бояться.

– Хорошо, – сказала Рони, – я это запомню.

Маттис только вздохнул и прижал ее к своей груди.

– Ну, а ты помнишь, чего еще тебе надо остерегаться? – спросил он.

Да– да, все это она, конечно, хорошо помнила. И последующие дни только и делала, что остерегалась всех опасностей, и потому заставляла себя не бояться того, что страшно. Так как Маттис ее предупредил, чтобы она остерегалась упасть в реку, она отважно скакала по скользким камням именно там, где бешенней всего бурлила вода. Не могла же она, в конце концов, гуляя по лесу, остерегаться упасть в реку. Уж если надо остерегаться реки, то только там, где кипят стремнины и закручиваются водовороты.

Но попасть к этим самым стремнинам можно было, лишь спустившись по отвесной скале, на которой стоял замок. Таким образом, Рони заодно училась не бояться и отвесных скал. В первый раз она едва спустилась, было очень трудно, и ее охватил такой страх, что она зажмурилась. Но постепенно Рони делалась все смелей, и вскоре она уже знала все выступы и трещины скалы, все неровности, которые можно было нащупать большими пальцами, чтобы не загреметь вниз.

«Как мне повезло, – думала она, – что я нашла такое отличное место, где можно и остерегаться упасть в реку, и учиться вообще ничего не бояться!»

Так Рони проводила дни. Она остерегалась опасностей и упражнялась в храбрости куда прилежнее, чем это могли предположить Маттис и Ловиса, и скоро она стала ловкой, сильной и бесстрашной, как дикий зверек. Ее уже не пугали ни серые гномы, ни злобные друды, и упасть в реку или заблудиться в лесу она тоже не боялась. Вот только бездонной пропасти, ну, той, которая образовалась от удара молнии, она еще не начала остерегаться, но и это она не собиралась откладывать в долгий ящик.

Разбойничий замок она облазила вдоль и поперек, от подземелий до зубцов на крыше. Она играла во всех пустынных залах, где, кроме нее, никто никогда не бывал, и не боялась запутаться в лабиринте подземных ходов с темными пещерами и каменными мешками. Она теперь знала все тайные переходы в замке и все тайные тропинки в лесу, как свои пять пальцев, и никогда не сбивалась с дороги. Но все-таки лес она больше любила, чем замок, и проводила там целые дни.

Когда же наступал вечер, и тьма окутывала разбойничью гору, и в большом зале пылал огонь в очаге, Рони возвращалась домой, едва держась на ногах от усталости, – так усердно она весь день остерегалась того, чего надо было остерегаться, и училась ничего не бояться. В это же самое время обычно возвращался домой из разбойничьих походов и Маттис со своими двенадцатью разбойниками. И Рони сидела с ними у огня и пела вместе с ними разбойничьи песни, но об их разбойничьей жизни она не имела ни малейшего представления.

Она, конечно, видела, что, когда они по вечерам возвращались в замок, их кони были нагружены тюками, кожаными торбами и ящиками, но ей никто не говорил, где они брали эту поклажу, а ей и в голову не приходило их об этом расспрашивать, как она не спрашивала, к примеру, почему идет дождь. Ведь в мире так много необъяснимого! Это она уже давно заметила.

Она не раз слышала разговоры о разбойниках Борки и давно поняла, что ей надо их опасаться. Но до сих пор ни с одним из этих разбойников ей встретиться не довелось.

– Если бы Борка не был таким презренным псом, – сказал как-то вечером Маттис, – я бы его даже пожалел. Солдаты травят его в лесу, как дикого зверя, не давая ему ни отдыху, ни сроку. Вот увидите, скоро они выкурят Борку из его логова. Правда, дрянь он порядочная, но тем не менее…

– Все разбойники Борки такие же свиньи, как он, вся шайка их такая, один к одному, – сказал Лысый Пер, и никто с ним спорить не стал.

«Какое счастье, что наши разбойники такие хорошие!» – подумала Рони.

Она окинула их взглядом – они сидели за столом и хлебали суп здоровенными ложками. Бородатые, грязные, одичавшие, они так и норовили тут же затеять свару. Но попробовал бы только кто-нибудь сказать при ней, что они свиньи! Ведь все они – и Лысый Пер и Тьёге, и Пёльё и Фьосок, и Жутис и Жоэн, и Лаббас и Кнотас, и Турре и Тьёрм, и Стуркас и Малыш Клипп – ее друзья и готовы идти за нее в огонь и в воду.

– Как нам повезло, что у нас есть эта крепость, – сказал Маттис. – Здесь мы в полной безопасности, как лиса в норе, как орел на горе. Если эти паршивые солдаты и отважатся заглянуть сюда к нам, мы их живо отправим к черту в пекло.

– Отправим их назад, прямой дорогой в ад! – радостно подхватил Лысый Пер.

И все разбойники одобрили Лысого Пера и не смогли удержаться от смеха при одной мысли, что кто-то решится сунуть к ним нос.

Неприступной крепостью возвышался замок на горе. Только с его южной стороны сбегала по склону узенькая тропинка и исчезала в лесу, с остальных же трех сторон были отвесные скалы. «Не родился еще такой дурак, который рискнул бы карабкаться по этакой крутизне», – посмеивались разбойники. Они-то ведь и не подозревали, где Рони учится ничего не бояться.

– А если они все же отважутся подняться по тропинке, – сказал Маттис, – то выше Волчьей Пасти им не залезть. Устроим там каменный завал или что-нибудь еще похитрее придумаем.

– Или еще похитрее – воскликнул Лысый Пер и хихикнул, предвкушая очередную выдумку своего атамана. – За свою жизнь я многим непрошеным гостям распарывал брюхо в этом ущелье, но теперь я уже слишком стар и могу прикончить разве что блоху. Хо-хо-йе-йе!…

Что Лысого Пера надо жалеть, ведь он такой старый, это Рони понимала, но вот почему солдат или любого другого надо было убивать за то, что они хотели подняться к их замку, она решительно понять не могла. Впрочем, за день девочка так устала, что думать об этом ей не хотелось. Лучше она сейчас ляжет в кровать, но глаз она ни за что не закроет до тех пор, пока Ловиса не споет Волчью песнь, которую пела каждый вечер, когда наступало время гасить огонь в камине и всем разбойникам отправляться на боковую.