...И белые тени в лесу - Мария Грипе

Я не была дома всего лишь месяц, а казалось, что прошел уже год.

Разумеется, все будут расспрашивать, что да как, но я ведь толком и рассказать ничего не смогу. Столько всяких впечатлений, а говорить об этом так сложно. А ведь до сих пор они довольствовались моими поверхностными письмами. Так что теперь, понятное дело, хотят узнать больше.

В письмах ты волен рассказывать только то, что угодно тебе самому, все сказанное можно основательно взвесить. Но когда остаешься с человеком наедине, этот номер не пройдет. Даже если ты будешь как никогда односложным, все равно взгляды и жесты раскроют больше, чем ты хочешь сказать.

А мне-то чего бояться?

Сижу тут и мучаюсь, как будто все смертные грехи на моей совести. Как будто я нахожусь под подозрением. Разве это так?

Такое ощущение, что да.

Почему?

Ну как же. Я ведь согласилась, чтобы в Замке Роз Каролина играла роль моего брата. Дома об этом лучше промолчать. Точно так же не стоит говорить о том, что она считает себя моей сестрой и папиной дочерью, о чем ему самому неизвестно. В общем, надо бы мне помалкивать, а то не ровен час можно и проговориться. Каждую минуту надо быть готовой ко вранью.

У меня было такое чувство, словно я жила в каком-то заколдованном мире, а теперь меня вдруг вынесло наружу, в обычную жизнь. В Замке Роз все казалось таким нереальным, как будто привычные законы там не действовали. И теперь, по мере того как я приближалась к дому, я с каждой минутой все больше чувствовала себя обманщицей – или соучастницей чужого обмана.

Но дело не только в этом. Я была неискренней и в другом. Они станут спрашивать меня, скучала ли я по дому. А ведь я ни капельки не скучала, но сказать об этом никогда не смогу. Придется притворяться, что мне их очень не хватало, что я так хотела их увидеть. Мне придется даже преувеличить, чтобы они не догадались, что я и вовсе о них не думала.

Я боялась, что стала совсем чужой для своих близких. Больше всего я переживала из-за предстоящей встречи с папой. Скорее всего, именно рядом с ним я почувствую себя чужой. Сам папа никогда не показывает своих чувств.

Теперь я поняла, почему я боялась уезжать из Замка Роз. Не только потому, что мне страшно было покидать Каролину, Арильда и Розильду. Происходило это в равной степени из-за того, что их мир поглотил меня целиком и полностью, а мой собственный дом и моя семья перестали для меня существовать. Вот поэтому-то я и чувствовала себя такой виноватой. Какая я все-таки обманщица, да еще и родных своих предала.

А теперь я должна к ним вернуться. Сейчас я находилась меж двух миров, сердце мое разрывалось между Замком Роз и родительским домом. И как я ни пыталась найти для них что-нибудь общее, у меня ничего не получалось.

Я просто-напросто боялась возвращаться.

Мужчина, сидевший все это время у двери, через несколько минут сошел, и я осталось одна. Но вот дверь открылась, и в купе вошла женщина, севшая у окна прямо напротив меня. Это была та самая дама в траурном платье, которую мы повстречали на перроне. Раньше она сидела в другом купе, но за время пути я видела ее несколько раз. Она была чем-то обеспокоена, ходила туда-сюда по коридору.

Лицо ее закрывала траурная вуаль, которую она ни на минуту не приподняла.

С тех пор как женщина вошла в купе, она сидела как на иголках, то и дело нервно смотрела по сторонам и теребила свои вещи. Наконец, успокоилась и замерла. Не сказать, что ей было очень удобно в такой позе. Вместо того чтобы откинуться на спинку скамьи, она сидела прямая, как свеча, на самом краешке сиденья; руки в перчатках плотно сжимали друг друга, лежа на краю стола, а голову она наклонила слегка вперед.

В общем, она все время маячила у меня перед глазами, но я всеми силами старалась на нее не смотреть. Было ужасно неприятно постоянно видеть перед собой эту неподвижную черную фигуру. Куда бы я ни смотрела, она все равно попадала в поле зрения.

За густой вуалью угадывалось бледное лицо, но черты его различить было невозможно. Я не могла понять, старая она или молодая, смотрит ли она на меня или погружена в молитву. Руки, сцепленные замком, могли быть доказательством последнего.

Хотя, возможно, она была так глубоко погружена в свое горе, что вообще меня не замечала.

Я попыталась снова вернуться к чтению, но из этого ничего не вышло. Тогда я откинулась назад в свой уголок и, укрывши лицо занавеской, попробовала заснуть, но из этого тоже ничего не получилось. Я отодвинула занавеску и стала наблюдать за женщиной из-под полуопущенных век. Она сидела неподвижно. Если бы меня не было, когда она вошла в купе, я приняла бы ее за манекен, сошедший с витрины.

Когда к нам заглядывал кондуктор, чтобы объявить очередную станцию, она по-прежнему сидела не шелохнувшись.

Я стала всерьез подумывать о том, не перейти ли мне в другое купе. А вдруг ей это будет неприятно? А может, она и вовсе этого не заметит?

Так или иначе, я встала и вышла в коридор, немного прошлась и постояла у окна. Когда через несколько минут я вернулась обратно, она все так же сидела, словно истукан. Я сделала вид, что мне понадобилось взять кое-что из сумки, и снова вышла в коридор. Спустя какое-то время я прокралась обратно и заглянула в купе – картина та же.

Тогда я пересела в соседнее пустое купе. Но женщина по-прежнему не шла у меня из головы. И вдруг она появилась в дверях.

Чего ей от меня надо? Она загородила свет, лившийся из окна в коридоре. Из-за этого ее фигура в траурном платье стала еще чернее. Плотная многослойная вуаль спускалась почти до самого пола. Женщина была такой же неподвижной, как прежде.

– Извините, я могу вам чем-нибудь помочь? – спросила я.

И тогда из-под вуали раздался мелодичный голос:

– Мне пора выходить.

Поезд постепенно замедлял ход, и я подумала, что, наверно, она хочет, чтобы я помогла ей выгрузить саквояж. Но багажная полка была пуста. Я встала и спросила, где ее чемодан.

– Спасибо, но у меня с собой только эта маленькая сумочка.

А что же ей от меня надо? Я вопросительно посмотрела на нее.

– Фрекен садилась на поезд на той же станции, что и я? – спросила она.

– Кажется, да.

– Да, конечно, я еще тогда вас заметила. Вы, наверно, старые друзья?

– Мы брат и сестра.

– Вы ведь из Замка Роз?

– Да, а что?

– Вы уехали, а ваш брат остался?

– Да, но я скоро вернусь обратно.

Поезд все стоял. Ей пора было выходить.

– Счастливого пути! Она кивнула мне и ушла.

Я так и осталась стоять в дверях, глядя ей вслед.

Несмотря на густую вуаль, полностью окутывавшую незнакомку, можно было различить ее стройную элегантную фигуру. Она быстро и уверенно прошла по коридору, но во всем ее облике чувствовалось что-то хрупкое. Интересно, как она выглядит без вуали? Судя по голосу, она еще довольно молода.