Новогодний подарок - Джанни Родари

Растерянная, потрясенная, она спрашивает себя, не изменяет ли ей память или, быть может, то, что она видит, — печальное последствие атеросклероза и не следует ли ей по такому случаю показаться доктору Алонги, который так терпелив с пожилыми людьми вообще, а с учительницами-пенсионерками особенно.

«Завтра, — решает она, — к врачу пойду завтра. Сегодня столько дел в огороде!»

Но наутро ее ожидает новый сюрприз. Выйдя в сад, чтобы взглянуть, не поспела ли черная смородина, она видит, что на месте магнолии в центре сада теперь стоит ливанский кедр, широко раскинув свои могучие ветви, словно вздохнув наконец легко и свободно. А магнолия стоит в западном углу, где прежде была сосна, перебравшаяся в угол, который, раньше занимал ливанский кедр.

«О господи! — шепчет про себя учительница Сантони. — Если б я не знала более или менее прилично ботанику, я бы решила, что эти деревья принялись играть в четыре угла».

И в ее воображении сразу же встают сначала школьный двор, где ее ученики столько раз играли в эту игру, а затем и скромный квадратный дворик ее детства, где она сама девочкой с волнением перебегала из угла в угол, чтобы не остаться без места, не оказаться на середине, то есть не проиграть, не выйти из игры.

«О господи!» — повторяет она про себя, словно цепляясь за некую формулу, которая может спасти ее от умопомешательства.

На этот раз учительница Амброзоли говорит по телефону еще убежденнее, чем прежде, еще увереннее, чем когда бы то ни было.

— Дорогая, не предавайся подобным фантазиям! — советует она. — За редчайшими исключениями, которые не имеют отношения к нашим садам, растения рождаются, растут и умирают на своих неподвижных корнях. Тебе же надо показаться окулисту. Хорошему окулисту. Профессору Вербиграция, например. Учительницам-пенсионеркам он делает скидку, потому что у него самого мать учительница. Да ты тоже, наверное, ее знаешь! Не помнишь? Она преподавала…

Учительница Сантони не слушает ее. Она смотрит на свой совершенно преображенный сад. Деревья стоят перед ней в новом порядке, сомнений тут нет. Она трогает деревья одно за другим. Она ведь знает каждую трещину на их коре. Она сама сажала их вместе со своим бедным мужем. Это он уговорил ее посадить магнолию и липу, потому что в детстве часто играл в парке, где было очень много старых магнолий, и бедная мама не раз лечила его липовым отваром. Бедняга! Он вышел на пенсию и через полгода умер. Так нередко случается с людьми, для которых работа — это сама жизнь.

В эту ночь учительница Сантони не спит. Она остается в гостиной, окна которой выходят в большой сад, и, слегка отодвинув штору, наблюдает за деревьями, надеясь узнать секрет их ночной жизни. Она ждет долго, очень долго. В ночную тишину и покой лишь изредка вносят некоторое оживление дерущиеся кошки, осторожно переселяющийся куда-то дикобраз, жалобный крик совы, скрип половиц, похрустывание древесного червя. По ночному небу одна за другой проносятся темные тучи. Луна запаздывает. Но вот она все же появляется, испуская слабый, далекий свет. И в тот же момент, словно по сигналу, деревья пробуждаются и молча отрываются от корней. Вот они все пятеро сходят со своих мест — кто величаво и медленно, кто короткими перебежками. Теперь в центре стоит липа. Она волнуется и, как только угол остается пустым, устремляется, чтобы занять его, но не успевает, возвращается на место и затем снова пытается успеть в другой угол.

Теперь учительница Сантони улыбается. Она смеется и над собой, и над своими коллегами, и даже над сердитой учительницей Амброзоли, и над врачами — терапевтами и специалистами, но главным образом над тем, что происходит в саду, а это — теперь она абсолютно уверена — не плод ее воображения и не сон.

— Это именно так, — шепчет она, — деревья играют в четыре угла! А почему бы и нет? Что мы, в сущности, знаем о растительном мире? Мы когда-нибудь интересовались планами деревьев на будущее? А может быть, растения собираются достичь уровня развития животных?

Эта мысль ее удивляет. Надо поговорить с директором Ло Форте — он последний, с кем ей довелось работать, и он еще не ушел на пенсию. Он всегда с уважением относился к ней и был терпелив с пожилыми учительницами, ведь именно они — фундамент школы. Нет, лучше она напишет ему письмо, в котором изложит свои наблюдения и попросит у него совета относительно выводов, которые проистекают из них.

Письмо отправлено. И в скором времени приходит ответ, в котором директор Ло Форте очень уважительно и терпеливо советует старой коллеге не увлекаться такими головокружительными гипотезами, которые могут весьма серьезно отразиться на школьных учебниках.

— Я поняла, что он хочет сказать, — заключает учительница Сантони. — Слово — серебро, а молчание — золото!

Но затем, однако, она чувствует, что вынуждена снова прибегнуть к услугам почтовой связи. На этот раз речь идет не только о деревьях, которые каждую ночь без устали играют в свою игру, но и о кошках. И о собаке булочника Далиле, которая так растолстела, что не может пролезть между прутьями ограды. Однажды ночью, когда деревья в саду играют, как всегда, живо и бесшумно в четыре угла, учительница Сантони слышит разговор, который лишь чуть громче обычного шепота.

— Молодец эта сосна, — говорит первый голос, — никогда не уходит далеко от угла, всегда держится поблизости.

— Да, молодец, — отвечает другой голос. — Меня удивляет, однако, липа, такая пугливая. Вот уже неделю сидит в своем углу, не решается отойти от него дальше, чем на два шага, и чуть что — сразу кидается обратно. Просто трусиха!

Учительница вынуждена верить своим ушам, так же как и своим глазам: разговор ведут два соседских кота, ее частые гости, готовые полакомиться чем угодно в любое время суток, постоянные обитатели ее сада по ночам, неизменные кавалеры кошки синьоры Амброзоли, когда ее заносят в эти края непрестанные скитания. А тут к дуэту присоединяется еще и третий голос. Он доносится из-за ограды, за которой сидит и скулит Далила.

— Мне тут ничего не видно, — жалуется Далила. — Что делает ливанский кедр? Куда делась магнолия? Ну-ка, помогите мне пробраться сюда!

— А ты сделай, как мы, — отвечает один из котов. — Похудей и пролезай между прутьями.