История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - Иван Шишков

Безусловно, привлечение Ньютоном в свою физическую конструкцию метафизических гипотез и предпосылок при обсуждении физической природы сил, особенно вопроса о природе тяготения, гипотезы всемирного эфира, основных понятий механики — абсолютного пространства, абсолютного времени и абсолютного движения, которые на самом деле в его понимании оказываются по сути понятиями метафизическими, так как они не относятся непосредственно к опыту^[607], оставляют впечатление какой-то неуверенности, недосказанности, неопределенности. Манера и вызывающий тон его некоторых утверждений в отношении природы и причины тяготения, гипотезы мирового эфира, с которыми сталкивается читатель на последней странице «Общего поучения» второго издания «Начал», свидетельствуют о некоторой драматичности его мышления. Всё это, разумеется, никак не увязывается с замыслом Ньютона «заключить все проявления Вселенной в единую, придуманную им жесткую схему»^[608], создать образ и идеал естествознания как знания точного и строгого.

Более того, можно даже сказать, что его «экспериментальная философия», ставившая перед собой задачу изъять из науки всякий «метафизический хлам» и на основе опыта и эксперимента создать точную и строгую науку, в конечном итоге терпит крах, бьет мимо цели, ибо, как было показано выше, великому физику так и не удалось обойтись в своих научных изысканиях без метафизических гипотез, предпосылок и проблематичных утверждений. Не случайно уже в конце своей жизни, когда ему казалось, что он разгадал тайну мира, ключ к которой он нашел в фундаментальной основе своей механики, из которой, по словам А. Эйнштейна, «с помощью математического мышления можно было придти к количественно согласующемуся с опытом описанию широкой области явлений»^[609], Ньютон грезил о несбывшемся: он вдруг ощутил себя играющим q камешками на берегу моря мальчиком, перед которым простирался «великий океан так и непознанной истины». I He менее важной составной частью методологической парадигмы Ньютона была его величайшая гениалъШя интуиция, которая позволяла ему различать в вещах заключенные в них принципы. В частности эта интуиция позволила Ньютону распознать в падении тел принцип всемирного „ тяготения.

Становление научной программы И. Ньютона осуществлялось в ходе острой полемики, с одной стороны, с картезианцами (особенно с Декартом) и Г. Лейбницем, с другой — с атомистами в лице прежде всего Хр. Гюйгенса. Свое завершение она нашла в его главном труде «Математические начала ⁴ натуральной философии», который великий французский математик и механик Ж. Л. Лагранж назвал «величайшим произведением человеческого и ума», зйаменитый французский математик и астроном П. Лаплас, прозванный своими современниками «французским Ньютоном», — «памят- L ником глубины гения, открывшего нам самый великий закон вселенной»^[610],

| а отечественный историк науки Б. Г. Кузнецов — «евангелием науки».

" В этом фундаментальном труде Ньютон фактически подвел итог столетнего развития естествознания. Хотя книга и кажется мало доступной | для читателя^[611], всё же уже со школьной скамьи в духовную плоть каждого L из нас впитались ньютоновы три знаменитых закона механики и закон всемирного тяготения как «самый великий закон вселенной» (П. Лаплас).

Вместе с тем это был, по словам А. Эйнштейна, «дедуктивный труд, исключительный по своей грандиозности», я бы добавил «и простоте», так I как Ньютон сумел своим гениальным, проницательным умом и тонким искусством производить опыты и подвергать их вычислению, найти ключ к тайне мироздания посредством простого и, можно даже сказать, очевидного факта, что «причина движения небесных тел тождественна столь привычной нам из повседневной жизни силе тяжести»^[612]. Иными словами, он свел в единую систему законы природы и показал, что все движения, с которыми сталкивается человек во Вселенной — от приливов до движений небесных тел, определяются одной-единственной силой, названной им тяготением. Если какое-либо явление не подчиняется принципу всемирного тяготения или противоречит ему, значит допущены ошибки в наблюдениях или наблюдения неверно истолкованы. Итак, тайна мироздания скрыта в формуле всемирного тяготения. Именно в этой простоте исходных предпосылок и заключены сила и величие ньютонова метода. Именно открытием универсальности тяготения можно объяснить успехи и триумф ньютоновской механики.

В «Началах», представляющих «первую всеобъемлющую гипотетико- дедуктивную систему механики», Ньютон, будучи великим систематизатором, предложил научному сообществу новую исследовательскую программу, ядро которой образует единая концепция универсума: объяснить и описать как движение земных, так и небесных тел можно на основе принципа тождественности силы тяжести и силы всемирного тяготения. В результате все физические явления сводились к массам, подчиняющимся законам механики, и закону тяготения. Этим законам подчиняется движение всех небесных тел, происходящее под действием сил взаимного притяжения, которое есть, по меткому выражению Вольтера, «великая движущая пружина всей природы»^[613]. Тем самым благодаря своей исключительной изобретательности находить математические и физические доказательства и будучи искусным мастером производить опыты, Ньютону удалось сформулировать элементарные законы, определяющие ход всех природных процессов с высокой степенью полноты и точности. Более того, стало очевидным, что ход этих процессов осуществляется с «необходимой закономерностью, которую можно было бы сравнить с ходом часов»^{[614] [615]}, т. е. весь мир в целом подчинен строгим причинным закономерностям. Открытие строгой причинности Эйнштейн назвал «наиболее глубокой чертой учения Ньютона»⁹.