Смерть правды - Митико Какутани

Если бы писатель сочинил злодея, подобного Трампу – преувеличенный, перехлестывающий через край нарциссизм, невежество, склонность к предрассудкам, хамство, демагогия и тиранические порывы (а еще он ежедневно потребляет дюжину баночек диет-колы), – этого автора обвинили бы в избыточном вымысле и неправдоподобии. На самом деле президент Соединенных Штатов зачастую выглядит менее убедительным персонажем, чем карикатура, созданная обезумевшим художником из смешения короля Убю^[3], пса Триумфа^[4] и персонажа, не вошедшего в комедию Мольера.

Но клоунские черты Трампа не должны заслонять от нас куда более серьезные последствия его агрессии против истины и закона: он обнажил все уязвимые места наших институтов и цифровых коммуникаций. Едва ли кандидат, неоднократно уличенный во время кампании в долгой истории лжи и мошеннических практик в бизнесе, мог бы рассчитывать на такую народную поддержку, если бы значительная часть электората не была несколько пресыщена правдивостью и если бы не сказались еще более глубокие системные проблемы в том, как люди получают информацию и как они привыкают мыслить все более партийно и раздробленно.

В Трампе личные черты – тоже аспект политики, и во многих отношениях он не столько чудище из комикса, сколько доведенное до крайности и абсурда воплощение более широких и взаимодействующих тенденций, которые сейчас и разрушают истину: от смешения новостных и политических программ с развлекательными до токсичной поляризации американской политики и нарастающего популистского презрения к экспертному знанию.

Эти тенденции, в свою очередь, продолжают динамику, много лет вызревавшую под поверхностью повседневной жизни. Так складывалась экосистема, в которой Веритас, богиня Правды (она изображена Гойей на знаменитом офорте «Правда умерла»), может смертельно захворать.

На протяжении десятилетий объективность или даже мысль о том, что людям свойственно стремиться к самой точной из доступных истин, все более выходила из моды. Знаменитая фраза Дэниэла Патрика Мойнихэна^[5] – «Каждый имеет право на особое мнение, но не на особые факты» – как никогда актуальна: поляризация зашла настолько далеко, что избиратели «красных» и «синих» штатов с трудом приходят к соглашению по поводу одних и тех же фактов.

Это наблюдается с тех пор, как солнечная система новостных сайтов правого крыла, вращающаяся вокруг Fox News и Breitbart News, охватила своим гравитационным притяжением основную базу республиканцев и ее влияние многократно умножили соцсети, соединяющие схоже настроенных пользователей и настраивающие ленту новостей таким образом, что каждый получает подкрепление собственных заведомых мнений: в результате все живут в камерах без окон, и эти камеры становятся все более тесными.

Релятивизм усиливается с тех самых пор, как в 1960-е годы начались культурные войны. Тогда его подхватили «новые левые», спешившие изобличить предрассудки западного, буржуазного, патриархального мышления, а также ученые, проповедовавшие евангелие постмодернизма, которые принялись утверждать, что универсальных истин не существует, есть только малые личные истины – концепции, формируемые современными культурными и социальными силами. С тех пор релятивистской аргументацией завладели правые популисты, в том числе креационисты и отрицатели глобального потепления: они требуют, чтобы их взгляды преподавались в школах наряду с «научно обоснованными» теориями.

Релятивизм, разумеется, идеально совпал с нарциссизмом и субъективизмом, который тоже возрастал от «Десятилетия имени меня», как припечатал его Том Вулф^[6], до эры селфи и борьбы за самооценку. Неудивительно, что «эффект Расёмона» – убеждение, будто истина зависит от точки зрения, – пронизал в нашей культуре все, вплоть до популярных романов вроде «Судеб и фурий» и телесериала «Любовники», который держится на соперничающих реальностях ненадежных рассказчиков.

Без малого четыре десятилетия я читаю и пишу о подобных проблемах. Все начиналось еще с торжества деконструктивизма и битв за литературный канон в университетах и продолжалось спорами о вымысле при пересказе исторических событий в фильмах Оливера Стоуна «JFK» и Кэтрин Бигелоу «Цель номер один».

Я обсуждала попытки администрации и Клинтона, и Буша уйти от прозрачности и определять реальность на собственных условиях, а теперь говорю о войне Дональда Трампа с языком, о желании возвести аномалию в норму и о том, как технологии влияют на распространение и усвоение информации. В этой книге я надеюсь, опираясь на свой опыт чтения и наблюдения за текущими событиями, более систематично представить продолжающую атаку на истину и поместить нынешние сражения в контекст широких социальных и политических тенденций, которые развиваются в нашей культуре уже много лет. Я также намерена обратить внимание читателей на некоторые провидческие книги и тексты, которые проливают свет на нынешнюю ситуацию.

Правда – краеугольный камень демократии. Как сказала бывшая и. о. генерального прокурора Салли Йейтс, истина – то, что уберегает нас от автократии: «Можно и нужно спорить о различных вопросах и о политических решениях. Но эти споры должны быть основаны на общепризнанных фактах, а не на поляризующей риторике и выдумках, которые обращены лишь к эмоциям, в особенности к страху.

Объективная истина существует. Более того: умолчание тоже не должно оставаться безнаказанным. Мы не можем помешать общественным лицам произносить ложь, но от нас зависит, призовем ли мы их к ответу за ложь или же от усталости и разочарования или в угоду собственным политическим интересам предпочтем ничего не замечать, и так безразличие к истине сделается новой нормой».