Дикие истории. Дневник настоящего мужика - Тимофей Баженов

Однажды вечером капитан пригласил меня на рыбалку. Он сказал, что мы идем добывать рыбу к чаю. Словосочетание «рыба к чаю» меня несколько удивило, но я, конечно, согласился. Было интересно.

Мы взяли с собой по стаканчику спирта и вышли на корму. Матрос без слов понял намерения капитана: моментально метнулся за ближайшую серую дверь с овальными краями и принес оттуда огромную катушку белой синтетической веревки, которой в магазинах упаковывают торты.

Была черная ночь. Ветер с солеными каплями рвал на нас одежду. Но капитан явно намеревался отдохнуть на рыбалке душой и телом. Он навалился на перила левым локтем, в правой руке поднял стакан и почти шепотом произнес:

— За клев!

Мы выпили. Тем временем матрос расчехлил кормовое орудие и засунул руку в ствол почти по локоть. Он копался там и кряхтел. Его бушлат вымок насквозь, как, впрочем, и наша одежда… «Кингисепп» качало. Вокруг нас было только море. Мы смаковали спирт, и он, испаряясь, оставлял на наших потрескавшихся губах ощущение ледяной маслянистости.

Наконец матрос исхитрился и достал из ствола большую ценность — загнутый крючком гвоздь.

— Слава богу, товарищ капитан второго ранга… — прошипел искатель. — Я уж думал, в порту сп… Украли. Вот он!

Почему этот гвоздь был настолько ценен и почему его так тщательно прятали в стволе боевого орудия, я выяснить не смог. Но дальше произошла самая удивительная в моей жизни рыбалка.

Капитан надел катушку с веревкой на гаечный ключ. Взял ключ за два конца. Вручил мне привязанный к веревке волшебный гвоздь. И скомандовал:

— Забрасывай!

Я к тому времени уже ничему не удивлялся, но задал все же уточняющий вопрос о наживке. Капитан ответил:

— Сейчас ты увидишь, как богата наша Родина… Забрасывай!

Я забросил гвоздь в пучину морскую. Веревка стала стремительно убегать с катушки. Когда вымоталось метров пятьдесят, капитан остановился.

— Все. Тяни, — сказал он.

— Чего тянуть? — не понял я.

— Рыбу к чаю тяни!

Я начал выбирать из воды мокрую веревку, а капитан быстро наматывал ее обратно на катушку. Скоро в руках почувствовалось сопротивление. Веревка натягивалась и дергалась из стороны в сторону. А через минуту я выдернул на палубу огромную треску, она была зацеплена гвоздем за спину.

Я был поражен. Мы забрасывали в волны голый гвоздь раз пятнадцать, и ни разу невод не вернулся с тиною морскою.

Каждый раз мы вынимали рыбину. За хвост, за живот, за голову…

— Там, под водой, рыба наша без просветов стоит. Когда гвоздь через них протискивается, по-любому какую-то да зацепит, — пояснил капитан, когда мы, покачиваясь, шли за матросом, тащившим мешок с треской в камбуз.

Меню стало разнообразнее. Рыба к чаю после капустной диеты оказалась очень кстати. В каждой рыбине была печень граммов на шестьсот. И я научился ее вкусно готовить.

МОЙ РЕЦЕПТ ПРИГОТОВЛЕНИЯ ПЕЧЕНИ ТРЕСКИ

Печень трески положите в стеклянную банку, туда же один горошек черного перца, пол чайной ложки соли, лист лаврушки. Банку закройте и поставьте в кастрюлю с кипятком. Через час в банке будет граммов сто желтого масла и свежайшая печень трески.

Символ Северного флота — полярная сова. Она была изображена на самой верхней точке нашего корабля, под капитанской рубкой. В обед мы навернули печени с булкой, запили капустным бульоном и спиртом и пошли в рубку. Капитан был настроен решительно. Он сообщил, что скоро покажет нам, салагам, настоящий шторм.

«Кингисепп» изрядно качало. Волна была довольно высокая. Но капитан уверял, что мы находимся в спокойном месте. А вот в девяти милях к северу бушует настоящий шторм. Конечно, туда мы и направились.

Очень скоро волна усилилась. Перед нами сплошной стеной вставал снег с дождем. «Дворники» на корабле устроены совсем не так, как на машине. В центр лобового стекла встроен мотор. На вал мотора закреплено стекло, вырезанное в форме круга. Мотор раскручивает стекло, и капли, повинуясь центробежной силе, разлетаются во все стороны. Все, что мы видели, можно было рассмотреть только через это круглое окно-иллюминатор. Волны действительно были гигантскими. Размером с пятиэтажку.

Я поступил так же, как и все, кто находился в рубке. То есть пристегнул брючную портупею к поручню у штурвала. «Кингисепп» вставал вертикально на корму и, падая вниз, со страшным скрежетом бился днищем о волны. Иногда мы обрушивались носом в бездну и тогда бились кормой. По громкой связи доложили, что в камбузе от стены оторвался титан и обварил кока кипятком. Пробраться к коку на помощь мы не могли, так как по коридору из конца в конец летал холодильник. Двигатель забарахлил. Связь пропала. Счастливый капитан уснул пьяным сном. Наверное, если бы его не пристегнули в углу рубки, он вел бы себя подобно освобожденному холодильнику.

Стемнело. Неожиданно я почувствовал приступ тошноты. Запах солярки теперь казался мне губительным. А печень трески неукротимо просилась обратно в пучину морскую и казалась самой отвратительной едой в мире. Я вспомнил, что все лишнее при кораблекрушениях бросают за борт. И решил не держать в себе то, что особо не держалось. Я вышел из рубки. Было темно. И с облегчением вернул в темные воды печень трески.

Каким-то чудом через несколько часов мы оказались на спокойной воде. Видимо, я уснул, а когда проснулся, обнаружил, что вся команда построена на носу.

БОДРЫЙ И ЗЛОЙ КАПИТАН ГРОМКО И ТРЕЗВО ПЕРЕКРИКИВАЛ ЧАЕК, АКТИВНО РАЗМАХИВАЯ РУКОЙ В СТОРОНУ РУБКИ. ПОД НЕЙ ГОРДО КРАСОВАЛСЯ СИМВОЛ СЕВЕРНОГО ФЛОТА — ПОЛЯРНАЯ СОВА. ЗАБЛЕВАННАЯ МНОЙ.

Я поднял глаза и понял свою ошибку — сова была прямо под рубкой. В темноте я не разобрался. Почему-то мне казалось, что содержимое моего желудка вылетает в бушующие воды.

Пришлось признаться. Инцидент был исчерпан. Капитан объяснил мне, что тошнит всех, даже таких морских волков, как он. И привел морскую поговорку: «Для морячка потравить — все равно что для бабы родить». По всей видимости, это означало «обычное дело».

В результате шторма «Кингисепп» сломался. Волна все еще была высокой. И мы пережидали непогоду в Териберской бухте. Ночью в нашу дверь постучали. Вошли двое с овчаркой. Все осмотрели и вышли. Выяснилось, что шторм был таким сильным, что с палубы атомного ракетного крейсера «Петр Великий» смыло моряка. Теперь его искали. Чтобы было понятно, поясню, что в шторм до восьми баллов «Петра» даже не качает. Значит, было больше девяти баллов.