Альманах гурманов - Александр Гримо де Ла Реньер

понтуазских или руанских телят, которые белизною кожи и нежностью мяса затмили бы самих граций? Найдется ли на свете Гурман-извращенец, который предпочтет хилую и тощую красотку тем сочным, могучим филейным частям, чья кровь заливает мясника, а мякоть пьянит едока?[405] О несравненное жаркое! В твоем обширном лоне, основании жизни и источнике чувствований, Гурман черпает самый смысл своего существования, музыкант – свой талант, любовник – свою нежность, а поэт – свой творческий дар! Какое может быть сравнение между пикантной, но помятой особой женского пола и бресскими пулярками, манскими каплунами или девственными петушками из края Ко, чья красота и сочность возбуждают все чувства одновременно и чудесно услаждают нервные окончания самого прихотливого нёба? Заметьте, господа, что я еще не сказал ни слова о паштетах из питивьерских жаворонков, амьенских уток или шартрских хрустанов, из мецских малиновок, финистерских куропаток или алансонских гусей; я не призвал к себе на помощь ни константинопольские копченые языки, ни гамбургскую копченую говядину, ни остендскую треску, ни устриц из Маренна и Дьеппа, Канкаля и Этрета́; я умолчал о бретонском коровьем масле и о восхитительных сотвильских сливках; больше того, я пренебрег аргументами самыми вкусными и сладкими и оставил без упоминания ореховое варенье и яблочное желе из Руана, турский чернослив, груши свежие и сушеные, реймские пряники и тамошние “монашки” с глазурью, мецские сливы и барский крыжовник, орлеанское айвовое варенье и дижонский барбарис, изюм из Роквера и виноград из Малаги, фиги из Прованса, чернослив из Бриньоля, мускат из Пезена́, королевские сливы и обсахаренный померанцев цвет из Ажена, розовые и ванильные леденцы из Монпелье, яблочное и абрикосовое варенье из Клермона и засахаренные фрукты из Бокера и Безье и проч.; я не воспользовался в нашем споре такими безотказными аргументами, как бордоская анисовка, данцигская водка, настойка на миндальных косточках из Фальсбурга, анисовка и киршвассер из Вердена, ликер-крем мокка из Монпелье, Колладонова вода из Женевы, розовое масло из Сета, жасминовое масло из Марселя (наилучший из всех ликеров, производимых во Франции), вишневая ратафия из Лувра и Гренобля, вода с побережья Сент-Андре, тонкие ликеры господина Ноэля Ласерра и господина Фоллопа, аравийский ликер-крем господина Лемуана, сиропы господина Танрада, наконец, человечий бальзам, индийский лес, мятный ликер-крем и прочие ликеры с Мартиники и проч., и проч., и проч. Скажите же спасибо, господа, за то, что я не прибегнул к этим неопровержимым доказательствам, и ответьте по чести, можно ли не предпочесть эти восхитительные яства и упоительные напитки женским капризам, причудам, прихотям и даже, осмелюсь вымолвить, недолговечным милостям! Вообразите перечисленные мною кушанья, приготовленные наилучшими поварами новой Франции, поджаренные валлонскими жарильщиками, разделанные германскими дворецкими, и попробуйте сказать, что женщины вам дороже!..

Подведем итоги: согласитесь, что радости, даруемые вкусной едой богачу-Гурману, должны занять первое место в иерархии человеческих наслаждений: они куда продолжительнее, нежели те, какие доставляет нарушение шестой заповеди Господней[406]; они не влекут за собой ни изнеможения, ни отвращения, ни страхов, ни угрызений совести; источник их вечно полнится и никогда не иссякает; они не истощают силы и не угнетают мозг; напротив, их счастливым следствием можно почитать крепкое здоровье, светлые мысли и незабываемые ощущения. Эти радости не только не порождают сожалений, не располагают к ипохондрии и не внушают человеку ненависти к самому себе, а зачастую и к ближним, но, напротив, озаряют лицо Гурмана тем выражением блаженства, какое отличает всех верных служителей бога Комуса и какое так непохоже на бледную вытянутую физиономию робких вздыхателей».

Такую речь держал перед своими противниками наш Гурман. Не знаем, всех ли слушателей он переубедил, но вот что нам известно доподлинно: назавтра в этом кружке не одна Ариадна обручилась с Дионисом и не один дамский угодник объелся сверх всякой меры[407].

Лекарство от скуки

Время, отведенное для сельских удовольствий, пролетает стремительно; на смену ему приходит унылая зима со своими неизменными спутниками – долгими вечерами, когда природа, кажется, навсегда прощается с солнцем и все живое умирает от скуки. В чем искать спасение от этой напасти? Постоянно ездить в театр могут не все, да и посещение его перестает быть удовольствием, когда превращается в привычку; салонные игры превосходно развлекают праздность, но что делать людям, которым достало ума исключить из своего обихода карты – это жалкое занятие, выдуманное глупцами ради того, чтобы занять место в свете, изгнать из него литераторов и внушить умным людям любовь к уединению?

Станем говорить о политике? Увы! за последние пятнадцать лет мы говорили о ней слишком много, а между тем для французов куда лучше предоставить политику государства государственным мужам.

Станем ли злословить? Это забава довольно унылая, она тяготит совесть, но не доставляет радости; вдобавок это ремесло весьма неблагодарное: что бы ни думали по этому поводу г-н аббат Жоффруа и его достойные соратники А. и С.[408], мы больше склонны верить мнению Буало, ибо он знал о злословии не понаслышке[409].

Как же прогнать скуку, которая хозяйничает в золоченых покоях куда чаще, чем в хижине бедняка?

Станем ли мы слушать чтение новой трагедии? Нет, этого нам не вынести. Лучше, друзья мои, станем пить; это удовольствие подходит всем возрастам и всем людям в любое время. Но что же нам пить? Вино? Как бы не так! Порядочный человек пьет вино только за едой, вдобавок в Париже его подделывают так часто, что всякая бутылка, поступившая на ваш стол не из роскошных подвалов господина Тайёра и не из «Погребка аббата де Латеньяна» на набережной Театинцев[410], содержит настоящий яд. В таком случае, может быть, перейти на сидр? Его подделывают ничуть не реже; мед, который в него подмешивают, превращает этот напиток в слабительное, а мы собирались не лечиться, а веселиться; впрочем, и настоящий сидр немногим лучше: он раздражает нервы и ведет к подагре. Выпьем лимонаду? Но в большей части парижских кофеен под этим названием скрывается серная кислота, разведенная в большом количестве воды и подслащенная патокой. А оршад? Чаще всего сироп, служащий для его приготовления, представляет собой не что иное, как смесь крахмала, льняного масла или рыбного клея с красным сахаром-сырцом; иными словами, в Париже нашли способ производить не только лимонад без лимонов, но и миндальное молоко без миндаля…

Так что же нам пить? Пунш, друзья мои, пунш и ничто иное: этот напиток не только согревает замерзшие члены, но и служит таким превосходным лекарством от простуды, что знаменитый доктор Гастальди охотно прибегает к нему при