Воспитание чувств - Альберт Вениаминович Цессарский

И в а н. Добрый вечер, Федя!

Ф е д я. В обиде ты на меня?

И в а н. Нет.

Ф е д я. А я говорю, в обиде.

И в а н. А я говорю, нет!

Ф е д я. А я говорю, да! Ты должен был обидеться! Тогда в цеху…

И в а н. Ты был прав тогда.

Ф е д я. Я был прав? Я? Я был последней шляпой, если хочешь знать!

И в а н. Нет, Федя, это я взялся учить других, когда сам еще ничего не знал! Это я…

Ф е д я. Ты критиковал правильно. А я в гонор! Не понял тебя! Я консерватор! Я не комсорг. В шею меня надо!

И в а н. Ты что это в самокритику ударился?

Ф е д я. А ты?

И в а н. Что случилось?

Ф е д я. Новая установка! Мальян выступил сегодня на завкоме… Сверхурочные категорически запрещаются! План рассчитывать на всю бригаду. Оказывается, на московском часовом заводе придумали какую-то новую организацию труда. А мы отстали! Спрашиваю Мальяна, что там придумали, а он говорит: «Вспомни выступление Груздева в цеху по поводу колеса». И рассказал про вашу самодеятельную школу.

С т е п а н. И про завтрашнюю пробу?!

Ф е д я. Какую пробу?

Все делают знаки Степану.

Г а л я (невинно). Да, какую пробу?

С т е п а н (растерявшись). Видишь ли… Завтра мы собираемся на… на рыбалку…

Ф е д я (отмахнулся). Ну тебя!

Г а л я. Степочка, ну-ка, сядь рядом со мной!

Степана оттаскивают в угол и что-то возмущенно шепчут в оба уха.

Ф е д я. Но как вы обеспечите, что все в бригаде будут работать без брака?

В е р а. Нам всем зарплата будет выплачиваться только за те часы, которые примет у нас контроль. Так мы решили.

Ф е д я. Что? Значит, если он плохо сделает свою операцию, ты не получишь денег за свою?

В е р а. Да, пока вся бригада не сдаст часы исправными целиком.

Г а л я. Мы решили, что будем отвечать друг за друга! Коллективная ответственность!

И в а н. Понимаешь, и это повысит личную ответственность каждого перед бригадой! (Жестко.) Мы не потерпим у себя лодырей и бракоделов!

Ф е д я. Выгонять будете?

И в а н. Воспитывать! И у нас не будет богов на сборке!

За окном раздается грохот.

Г а л я. Что там такое?

С т е п а н (выглядывает в окно). По-моему, кто-то пробежал…

В е р а. Мужчина?

С т е п а н (с восторгом). Да, я так и знал! Так и знал!

В е р а. Кто?

С т е п а н. Не знаю. Никого. Показалось.

Г а л я. Степан, сядь. (Усаживает его снова в угол.)

Ф е д я. Как же это у вас получится? Алеша с Иваном в ссоре. Бабушкина на всех дуется. Разброд.

С т е п а н (вырываясь из угла). Да пустите вы меня! Разброд?! Ах, ты!.. Бабушкина завтра утром первая будет здесь на сборке, если хочешь знать!

Г а л я (со стоном). Все выболтал.

Молчание.

Ф е д я (озираясь). А-а… Вот оно что… Рисунки, схемы… Ход сборки… (Осененный.) Завтра у вас пробная сборка без выпускающего! (С восхищением.) Ах, черти! С утра? Завтра я собираю сюда комсомольцев цеха, других сборочных…

В е р а. Федя, Мальян просил…

Г а л я. Рано еще…

Ф е д я. Что, замахнулись, теперь испугались? Нет, мы придем. Мы посмотрим. И если вы правы, послезавтра поставим вопрос перед директором, и вперед! Груздевское движение на нашем заводе! Поддержим, ребята! Установку я сегодня получил. До утра! (Уходит.)

И в а н. Федя! Стой!

Галя бросилась за ним, вернулась.

Г а л я. Убежал. (Степану.) Эх, ты, ворона!

И в а н. Вот так так! Всыплет нам Мальян…

С т е п а н. Кто же знал, что он сразу, как головой в воду?..

Г р у н я. Но теперь отступать поздно! Он поднимет весь поселок.

И в а н. Вот что, ребята, — уж раз коллективная ответственность, так во всем. Завтра с утра бригада должна собраться вся как один человек!

В е р а. И Забродин?

И в а н. Да, и Алексей. Ясно? Степан!

С т е п а н. Ясно!

И в а н. Только не проспите, товарищи!

Г а л я. Да-да, пора домой. Нужно хоть немного отдохнуть.

Заглядывает  О л ь г а  Т и м о ф е е в н а.

О л ь г а  Т и м о ф е е в н а. Отшумелись?

С т е п а н. Идем, Ольга Тимофеевна!.. Наша возьмет! (Открывает дверь.) Ого, первые капли дождя!

Все собираются.

Ничего! Нам не страшно промокнуть! Значит, в бой! В бой, братцы!

Все шумно прощаются, оживленно переговариваясь, уходят. Остаются Ольга Тимофеевна, Иван и Груня.

И в а н. Чаю, мама! Выпьем втроем! (Груне.) Хорошо поговорили, верно?

О л ь г а  Т и м о ф е е в н а. Ох, дай-то бог!.. (Уходит.)

И в а н (берет гитару, чтоб повесить на место, перебирает струны). Завтра, завтра… Знаешь, Мальяна боюсь: вдруг чего-то недодумали, испортим все дело… Или ребята не соберутся! Нет, ребята не подведут! (Наигрывает на гитаре.) В день, когда мы приехали, Вера пела эту песню. Помнишь, ты еще не хотела у нас поселиться! А вот как все обернулось, Груня! (Наигрывает и говорит слова песни.)

Гвозди́ки алые, багряно-пряные…

(Пауза.) Поженимся, Груня!

Груня молчит.

Никогда ты не приласкаешь… Неласковая ты. А когда я приходил поздно с работы, так хотелось, чтоб ты встретила… Или когда читаешь трудную книжку — голова скрипит, а в твоей комнате свет из-под двери. Что стоило тебе тогда выйти ко мне?..

Г р у н я. Мне иногда самой хотелось выйти… Знала, что ждешь. Не могла!

И в а н. Почему?

Г р у н я. Словно внутри что-то удерживает.

И в а н. Груня!

Г р у н я. Не могла… А ведь я должна быть тебе благодарной. Ты помог мне сюда переехать. Устроиться на завод. Комнату дал. Кругом помог.

И в а н. Да здесь каждый помог бы. Разве я об этом думаю!

Г р у н я. С матерью из-за меня ругался. И никогда мне ничего не говорил. Терпенья в тебе много. Я б, может, и не стерпела.

И в а н. Все это мне ничего. Только когда хотелось эти книги бросить и пойти к себе, а с места не двигался, я думал: будет же мне награда за эту мою работу!

Г р у н я. Значит, я обязана?

И в а н. Ничего не обязана! От сердца, Груня! Пойдем, скажем матери, она обрадуется…

Г р у н я. Ох, Ваня, подожди, я должна ответить тебе. Ведь вот смотрю на тебя: счастливая та, которой ты достанешься. Ничего плохого в тебе не знаю, ничего!..

И в а н. Говори!..

Г р у н я. Я никогда не буду твоей женой. Никогда.

И в а н (отошел в сени, распахнул дверь, в комнату ворвался шум дождя). Проливной…

Г р у н я. Ваня! (Склонилась над столом.) Ты мне к завтрему объясни кое-что… тут… (Чуть не плачет.)

И в а н  стремительно уходит, не закрыв дверь.

(Обернулась, бросилась в сени.) Ваня! Ваня!.. (Остановилась.)

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Берег реки. Часть дома Груздевых с задним крыльцом и окнами, выходящими на обрыв. Ясное апрельское утро. Слышно, как по улице поселка с веселыми возгласами подходит к дому молодежь, как хлопает дверь, и голоса звучат уже в доме. К дому идет  М а л ь я н; он заглядывает в окно, потом садится