Драмы - Гуго фон Гофмансталь

Отец!

Мать остается в доме у тебя.

Отец (кротко).

Оставь его, он прав. Он не считает

Меня! Давно его я частью стала.

Все, что меня постигнет, поразит

Его, но забывает он нередко

Меня совсем, как часто в нашем теле

Одна рука другую забывает.

Душа, однако, остается вечно

Ребенком и стремится к свежей жизни…

Прощай. Как я, будь верною женою

И будешь счастлива. Все в этом слове

Заключено.

Зобеида.

Заключено!.. так, правда:

Была заключена я в вашей жизни,

Теперь же растворяются ворота,

Чтоб заключить меня в его судьбу…

Один лишь этот миг дышу свободно:

Уже не ваша, и еще ничья!

Идите, я прошу. Необычайность

Минуты этой душу мне волнует

И все я вижу новыми глазами…

Улыбается через силу.

Не удивляйтесь: часто бродят в мыслях

Такие сны – ни истина, ни греза…

И в детстве были у меня причуды…

Изобрела я танец, чтоб создать

Себе чертог текучий и волшебный

Из ярких факелов и темной ночи,

И в нем кружилась я, как будто в сказке

Огня и моря чудные царицы…

Мать обменивается взглядом с отцом и отходит к двери. За нею так же неслышно следует отец. Они стоят рука об руку несколько мгновений в дверях и исчезают.

Зобеида.

Так тихо вы уходите? ушли?

Отворачивается, стоит молча, опустив взоры.

Купец (долго на нее смотрит, отходит в глубь комнаты, останавливается в нерешительности).

Не снимешь ли теперь ты покрывало?

Зобеида пугается, рассеянно озирается.

Купец (указывая на зеркало).

Вот зеркало.

Зобеида не двигается, машинально снимает с головы покрывало.

Купец.

Здесь, в новом твоем доме,

Ты многого вначале не найдешь.

Со смерти матери, мой дом забыл,

Как служат женщине!.. И утварь эта

Не блещет роскошью, тебя достойной.

Но думаю, доступное для всех —

Достойно ли тебя? Я приказал

Все это взять из тихих сундуков,

Которые давно не отворялись,

Оттуда на меня пахнуло вдруг

Торжественным дыханием святыни…

Велел все вынуть для тебя, убрать

Вещами матери твои покои,

Где – чудится мне – все еще полно

Ее присутствием. Хотелось мне…

Тебе напомнить этим думал я…

Есть вещи – в них живут немые знаки,

Которыми наполнен тихий воздух,

В сознание проскальзывает что-то

Невыразимое, о чем должно

Хранить молчанье…

Пауза.

Больно видеть мне,

Как ты оглушена тяжелым днем,

Который сам под ношею сгибался.

Приходит все хорошее не так:

Без шума и без пышности досадной,

Приходит тихо, незаметно… Долго

Воображаем мы, что жизнь и счастье

Должны вдали внезапно появиться —

У края неба новая страна!

Но даль пуста – и только понемногу

Мы учимся глазами различать

Движение и трепетанье жизни

Везде разлитой, нас несущей тайно

И все собой объемлющей…

Смотрит на нее проникновенно.

Боюсь, В словах моих ты слышишь отреченье?

О, нет, дитя! в них отреченья нет.

Не нищим я стою перед тобою,

Как ни прекрасен молодости блеск,

Которым ты озарена чудесно,

Еще не знаешь жизни ты моей:

Ты видела сквозь чащу только край

Той чаши, где она от глаз сокрыта.

О, если б глубины ее ты знала!

Все пошлое отбросил я давно —

Как прах земли ничтожный, сбросил прочь

К ногам своим. Ты скажешь: я не молод,

В мои года нетрудно скинуть пошлость?

Да, я не молод… умерли друзья…

(А у тебя, должно быть, только дед?)

Да, много умерло, а те, что живы, —

Куда они рассеялись? Ведь с ними

Я прожил ночи молодости жаркой,

Те вечера, когда сливалась в сердце

Неясная, растущая тревога

С предчувствием неизмеримым счастья,

С благоуханьем молодых волос,

С дыханием надзвездным ночи темной.

…………………………………………..

Тонули в блеске пестром города,

А даль курилась благовонной дымкой…

Все миновало, и нигде не сыщешь

Того, что в те часы душе приснилось.

Но стоит вызвать мне из глубины

Те грезы – вновь они овладевают

Моей душой, и, может быть, твоя…

Могла бы… тоже…

Измененным голосом.

Помнишь день, когда

Ты пред гостями долго танцевала?

Уста твои улыбкою дрожали

Прекрасней нитки жемчуга, печальней

Улыбки матери моей покойной,

Которой ты не знала. Эта пляска

Виной всему, что после совершилось.

Улыбка и движения твои

Волшебно были сплетены, как пальцы

Таинственных возможностей… Скажи:

О том ты не жалеешь, что тогда

Плясала долго, а теперь стоишь здесь,

Передо мной, жена моя?

Зобеида (сквозь зубы, с трудом).

Велишь мне

Плясать сейчас, как прежде, пред тобой?

Приказывай.

Купец.

Жена моя, зачем

Такие дикие и странные слова?

Зобеида.

Слова мои не дики, но жестоки —

А разве не жестока жизнь моя?

Ты говорил, как добрый человек,

Будь добр, не говори со мной сегодня!

Я – вещь твоя, бери меня как вещь,

И пусть, как вещь, я буду молчалива.

Она плачет беззвучно, со стиснутыми зубами, отвернувшись к темноте.

Купец.

Так тихо плачешь ты! Я вижу: это

Не судорожный трепет, не пугливость

И робость юности… Глубокой скорби

Я слышу голос в сдержанном рыданье.

Зобеида.