«Блудный сын» и другие пьесы - Андрей Хинг

в центр, опирается на кресло, глядя вверх, декламирует словно актер). Не презирайте глухих, прошу вас! Не презирайте хромых! Мы ничего не знаем наверняка! Может быть, милость божья проявляется в них прекраснее и животворнее, чем в нас — в вас или во мне! Разве свет не полон чудес? Нет?! Да! В Сарагосе в давние времена жил граф Васкес, очень уважаемый человек, которому жена родила трех сыновей. Они родились один за другим. Первый был как наливное яблоко, как каравай пшеничного хлеба, как племенной жеребенок, второй — это проявилось очень быстро — родился глухим, третий — хромым. Отец подарил всю свою любовь первому, второй и третий камнем лежали у него на душе и отравляли ему ночи настолько, что он не мог сомкнуть глаз. Граф был безгранично верующим и питал особую приверженность к деве Марии. Он преклонял колени перед ее алтарем и просил ее помощи в своей беде. Однажды вечером, не выдержав муки, он воскликнул: «Возьми моих несчастных детей так же, как ты мне их дала!» Когда он поднял глаза, в сердце девы Марии ярким пламенем горела кровь. Она улыбалась ему, как может улыбаться только дева Мария. И он услышал ее шепот: «Каждое несчастье, дорогой граф, на одну ступеньку приближает тебя к небесам и ко мне. Терпи! Еще при твоей жизни твое несчастье обернется счастьем. Тот, кто глух, не будет слышать наветов твоих недругов, тот, кто хром, не сможет сбежать от тебя, когда все тебя покинут…» И в самом деле… (Делает риторическую паузу.)

Стук молотка. Затем неожиданно — едкая перебранка двух женщин. Мы слышим  г о л о с а  М а р г е р и т ы  и  К а э т а н ы. Говорят очень быстро, так что не все слова можно разобрать.

М а р г е р и т а. Служанки здесь ни при чем! Они будут выполнять то, что я им приказала!

К а э т а н а. Не будут!

М а р г е р и т а. Я запрещаю тебе раз и навсегда!

К а э т а н а. Ох-ох!.. Какие слова и из каких уст! Смешно! Мне никто не смеет приказывать!

М а р г е р и т а. Я! И любой другой, у кого сохранилось хотя бы немного здравого смысла!

К а э т а н а. Дайте мне то, что я требую!

М а р г е р и т а. Нет!

К а э т а н а. Дикари! Грязные твари! Гнусная сволочь! Вот вы кто! Такими и останетесь!

М а р г е р и т а. Кто это для тебя грязная тварь?

К а э т а н а. Все! Все подряд! Живете на навозной куче, в разбойничьей яме!

М а р г е р и т а. Отправляйся в свою комнату!

К а э т а н а. Не пойду!

М а р г е р и т а. Я сказала: иди в свою комнату!

Последняя реплика очень резка. Мы слышим, как Каэтана разражается нервным смехом. Смех удаляется, эхом разносясь по коридору, и угасает. Входит  М а р г е р и т а. Такая же мрачная, какой мы привыкли ее видеть, но еще более ожесточенная.

Ф е л и п е. Вино?..

М а р г е р и т а. Ну разумеется, она хотела выпить. Только теперь она требует не вина, а водки.

Короткая пауза.

Ф е л и п е (нерешительно). Может быть, ей следовало дать…

М а р г е р и т а. Нет! Она же кормит!..

Ф е л и п е. Верно… А как ребенок?

М а р г е р и т а. Ничего особенного. В такую жару у женщин сворачивается молоко даже без вина; дети болеют поносом, а чуть становится прохладнее, все приходит в порядок.

Ф е л и п е. Откуда это тебе известно?

Долгий испепеляющий взгляд.

М а р г е р и т а. Бесплодие и незнание — не одно и то же, Фелипе. Сколько ночей я пролежала в сырости, когда вы гнали нас по болотам?.. И в горах у меня тоже не было теплой постели…

Педро и Пабло неподвижно стоят в глубине сцены.

(Усмехается.) Святые!.. Что хорошего скажете, господа?

П е д р о. Мы делали уборку…

П а б л о (с едва заметной улыбкой на губах). …и его сиятельство рассказывал нам историю о графе Васкесе и трех его сыновьях; правда, не до конца…

М а р г е р и т а. Конец услышите в другой раз!

П а б л о. Ну, разумеется!

С л у г и  кланяются и уходят. Маргерита садится к столу. Придвигает к себе подсвечник со свечой. Вынимает из кармана своего широкого платья вязанье и принимается за работу. Равномерное постукивание спиц. Фелипе располагается в кресле; некоторое время он пребывает в нерешительности, потом вздрагивает, выпрямляется и открывает книгу, лежащую перед ним на пюпитре. Идиллия. Издали по-прежнему доносится стук молотка.

Ф е л и п е. Я читаю книгу Иова.

М а р г е р и т а. Да.

Ф е л и п е. Я обещал падре Суанце.

М а р г е р и т а (после паузы). Тебе не темно?

Ф е л и п е. Нет! Знаешь, это чтение как раз для мужчин…

М а р г е р и т а. Да.

Ф е л и п е. А вечер — самое подходящее время для чтения. Разгоняет сон. Слишком долгий сон всегда вреден.

М а р г е р и т а. Семь часов!

Ф е л и п е. Лучше восемь!

М а р г е р и т а. Лучше!

Ф е л и п е. Раньше и ты читала…

М а р г е р и т а. Да! Особенно в первое время после того, как ты меня научил. Тебе хочется, чтобы я и сейчас читала?

Ф е л и п е. Пожалуй…

М а р г е р и т а. А когда мне читать?

Ф е л и п е. Конечно! Все дело в этом! Я, разумеется, понимаю, Маргерита! Я знаю! (После паузы.) Я отругал Педро и Пабло. Разве у нас хозяйство! Ярмарка, а не хозяйство! Я им заявил…

М а р г е р и т а. Перестань!

Ф е л и п е. Что я должен перестать?

М а р г е р и т а. Говорить злые слова! И вообще слова… Ничего не изменится. Ничто не может измениться.

Пауза. Постукивание спиц. Последние удары молотка.

Ф е л и п е. Дело сделано. Коридор забит. Восемь комнат. Десять?.. Нам осталось куда меньше места…

М а р г е р и т а. У нас осталось куда меньше людей — места и сейчас много!

Ф е л и п е. Они не хотят работать. Играют в кости. Пьют.

М а р г е р и т а. Мануэль вчера взбунтовался. Прикажи его высечь; кто станет слушаться, если даже он не хочет? Завтра же!

Ф е л и п е. Прикажу!

М а р г е р и т а. Тридцать ударов!

Ф е л и п е. Тридцать! Утром я смотрел из окна в сад: все заросло. Фрукты гниют.

М а р г е р и т а. Когда ты в последний раз выходил из дому?

Ф е л и п е. Ох! Ты же знаешь…

Пауза. Отдаленный плач грудного ребенка.

Он часто плачет…

М а р г е р и т а. Ему нужно дать молотые телячьи кости.

Ф е л и п е (поворачивается в кресле. Внезапно спрашивает). Почему ты вспомнила о том, как мы гнали вас по болотам, Маргерита?

М а р г е р и т а. А почему ты рассказывал лакеям о графе Васкесе и его сыновьях, Фелипе?

Оба вопроса звучат словно удары. Как и все последующие реплики.

Ф е л и п е. Разве я не имел права?!

М а р г е р и т а. А разве я не имела права?!

Ф е л и п е. Нет! Мы похоронили прошлое!

М а р г е р и т а. Мы раскопали могилу, милый мой!

Ф е л и п е. Объясни!

М а р г е р и т а. Ты раскапываешь ее ночь за ночью!

Ф е л и п е. Я лежу рядом с тобой и молюсь!

М а р г е р и т а. Я не слепая! Пожалуйста, помни это! Я не глухая! Ломаешь пальцы перед лицом, совсем похож на могильщика, и глаза у тебя белые, а на губах — пена. С полночи до утра. Кровь распирает тебя, как молоко роженицу!

Ф е л и п е. Перестань! Ты просто придралась к истории о графе Васкесе…

М а р г е р и т а. Сыновья графа Васкеса!.. Я знаю, почему ты о них рассказывал! Твой сын все