На огненной черте - Константин Михайлович Симонов

меня, сел к столу для вкладчиков и так три часа на меня смотрел… Девчонки наши смеялись, шушукались, а он все сидел. Весь красный — ему стыдно, а он все равно сидит. Дождался, когда у меня смена кончилась, и говорит: «Давай погуляем…» Ну, пошли мы гулять, а он все молчит… Я ему говорю: «Мы ведь с тобой маленькие дрались… Сто лет друг друга знаем, чего же ты сейчас идешь и молчишь, как полено?» И тогда он сказал: «Я, наверно, в тебя влюбился». Мне его стало жалко, понимаешь, очень даже жалко, и я ему сказала: «Если ты такой закостенелый стал, что даже говорить ничего не можешь, то черт с тобой, давай целоваться». И он меня поцеловал… И я его тоже… Вот я тебе все и рассказала…

К а з а н ц е в. Зачем?

О л я. Чтобы ты все знал. И если мы сейчас не пойдем в загс, я совсем не обижусь.

Она устала от разговора и опустилась на стул.

К а з а н ц е в (улыбаясь). Смешная… Ты красивая… Ты такая красивая!.. Но иногда бываешь еще очень смешной…

З а т е м н е н и е.

XIV

В луче лицо  Д е в у ш к и.

Д е в у ш к а.

…А в темноте, почти касаясь кровли,

всю ночь снаряды бешеные шли,

так метров семь над сонной нашей кровью,

и рушились то близко, то вдали.

Ты рядом спал,

                       как спал весь город — камнем,

сменясь с дежурства.

Мы с утра в бою…

Как страшно мне,

услышав свист, руками

я прикрываю голову твою.

Невольный жест, напрасный — знаю, знаю…

А ночь светла.

И над лицом твоим

с тысячелетней нежностью склоняясь,

я тороплюсь налюбоваться им.

Я тороплюсь, я знаю, что сосчитан

свиданья срок.

                       Разлука настает.

Но ты не знай…

                        Спи под моей защитой,

солдат уставший,

                          муж,

                                 дитя мое…

Загс. Большая комната. Топится железная печурка, возле которой вместо дров лежат ножки канцелярского стола с жестяной бляхой. За письменным столом сидит худая  Ж е н щ и н а  с черными усами.

Ж е н щ и н а (говорит по телефону, вернее кричит). Вы уже третий раз звоните, и я третий раз отвечаю: нет у меня галифе с красными генеральскими лампасами. Нет! Это не костюмерная! Нет, это не канал Грибоедова!.. Что? А это уже не ваше дело! А потому что это военная тайна. И все! Кончено! Вам нужны, черт побери, галифе с лампасами, а у меня их нет. Все!

Женщина вешает трубку. Входят  О л я  и  К а з а н ц е в. Они молча стоят. Наконец усатая женщина замечает их.

Ну?!

К а з а н ц е в. Не понял…

Ж е н щ и н а. Ко мне?

О л я. Здравствуйте.

Ж е н щ и н а. Из жилуправления?.. Давайте быстрее!.. Ну чего вы стоите? Где сводка?..

К а з а н ц е в. Вы извините. Мы совсем не из жилуправления… Мы…

Женщину одолевает кашель.

Вам помочь?..

Ж е н щ и н а (машет рукой). Не обращайте внимания. (Постукивает себя по груди.) Астма… Ну садитесь, чего же вы?

Оля и Казанцев садятся.

Только, пожалуйста, не хнычьте и не нойте — все еле ходим, но все работаем… Знаю, что не сладко, но…

К а з а н ц е в. Простите, о чем вы?

Ж е н щ и н а. О чем вы, о том и я… Опять сегодня черт знает какая сводка — почти три с половиной тысячи!.. С ума можно сойти!..

К а з а н ц е в. Мы не за этим… Мы…

Ж е н щ и н а. А, понимаю, понимаю… Извините… (Вдруг кричит.) Но мне некогда, некогда мне, понимаете, некогда выписывать справки! Обращайтесь в «Похоронное бюро». Это их работа. Там целый трест. У меня не сто рук, черт возьми!..

К а з а н ц е в (тихо). Не кричите на нас, пожалуйста…

Ж е н щ и н а. Смотри какой! А может, ты сядешь на мое место работать? Я бы на тебя тогда посмотрела!.. Всем нужны справки. Зачем вам справки?

К а з а н ц е в. Нам не нужны справки.

Ж е н щ и н а. Господи, боже мой, что же вам тогда нужно?

К а з а н ц е в. Нам нужно пожениться.

Ж е н щ и н а. Что?

К а з а н ц е в. По-же-нить-ся…

Женщина вздрагивает, и кашель снова одолевает ее.

Ж е н щ и н а. Вы?

К а з а н ц е в. Да, мы. Мы хотим пожениться.

Ж е н щ и н а (после паузы, приказывает). Паспорт и красноармейскую книжку!

Казанцев и Оля подают документы. Женщина неожиданно морщится, плачет, достает платок, прижимает его к глазам.

К а з а н ц е в. Что с вами?

Ж е н щ и н а (всхлипывая). Ничего… Ничего… (Платком вытирает глаза.) Боже мой… Ничего… Ничего… Когда все время регистрируешь только смерть… Ну вот… Ну что же делать-то теперь… Что же я, дура, сижу-то?.. Я сейчас…

Она суетится, никак не может выдвинуть ящик стола.

Звонит телефон, она снимает трубку.

Алло!.. Алло!.. У телефона!.. (Бросает трубку.) А, чтоб вас!.. (Казанцеву.) А вам это очень нужно? Да?

К а з а н ц е в. Очень.

Ж е н щ и н а. И именно сегодня?

К а з а н ц е в. Да. Через час я ухожу на фронт.

Ж е н щ и н а (Оле). Подождите, пока вернется.

К а з а н ц е в. Нет. Только сегодня. Сейчас. Мы решили.

Ж е н щ и н а (вдруг говорит тихо-тихо, почти шепотом). Что ж, может, вы и правы… Я, представьте, никогда не выходила замуж — все откладывала… Но я не жалею… Зачем?.. (Спохватившись.) Ой, что же я разболталась… Нужно же все привести в порядок!.. Раз люди в такое время еще женятся, боже мой, может быть, кто-нибудь придет и с новорожденным?!

Женщина вынимает из письменного стола две толстые книги, печати, стирает с них пыль, вздыхает, глядя на Олю и Алексея, и говорит совсем обыденным тоном.

Ну так где же ваши документы?

З а т е м н е н и е.

XV

Казарма. Все в шинелях. К р ы л о в  беспокойно смотрит на часы. К нему склоняется  Д а л ь с к и й.

Д а л ь с к и й (тихо). Вы не спешите. Еще успеете доложить…

К р ы л о в. А если он не вернется?

Д а л ь с к и й (доверительно похлопывая Крылова по руке). Он вернется. Только не спешите докладывать…

Из коридора команда: «Выходи строиться!»

К р ы л о в. Вот вам и «придет»… Пошли… (Замечает куклы под нарами Дальского.) А это?

Д а л ь с к и й (печально). А!.. Не нужно…

Входит  К а з а н ц е в.

К а з а н ц е в. Правильно, после себя всегда надо оставлять что-то хорошее.

Д а л ь с к и й (оборачиваясь). Что я говорил?! Пусть я не индусский факир! Но что я говорил!..

Крылов поворачивается, а Казанцев уже собирает на нарах свой вещевой мешок.

К а з а н ц е в. Здравствуйте.

К р ы л о в. Казанцев…

К а з а н ц е в. Я!

К р ы л о в (молитвенно). Сволочь… Какая же ты удивительная сволочь… Ты… Ты можешь объяснить свою отлучку?

Казанцев стоит по стойке «смирно», приставив карабин к ноге.

К а з а н ц е в. Могу.

К р ы л о в. Ну?

К а з а н ц е в. Разрешите доложить, мне полагается отлучка. Вот… Пожалуйста…

Он протягивает Крылову вдвое сложенную бумажку.

К Крылову подходят  Ш у с т о в, В о е в о д и н  и  Д а л ь с к и й.

К р ы л о в (читает). «Свидетельство… о браке…»

Все смотрят на Казанцева, а он все так же стоит