Гараж - Эльдар Александрович Рязанов

в его талантливых руках, он завоюет даже обложку «Огонька». Орешников устал снимать для паспортов, пропусков и сезонных билетов, он хотел снимать поток жизни для тонких журналов и толстых газет. Он хотел прославиться, и в этом нет ничего плохого.

Орешникова отвлекла от витрины расклейщица афиш, которая только что прилепила к стене плакат:

«Впервые в нашем городе! 29 декабря состоится очередной тираж 3 % выигрышного займа. Граждане! Приобретайте облигации!»

Орешников еще не знал, что этот скромно оформленный плакат сыграет в его жизни немалую роль.

Он вздохнул и заспешил на службу.

Владимир Антонович вошел в помещение, снял пальто и остался в черном джемпере, в узких, но расклешенных в самом низу брюках. Затем он поправил перед зеркалом короткую челку, которую в свое время носили римские патриции, а сегодня носят ученики первого класса и модные литераторы, раздвинул портьеру и появился в фотопавильоне, где только его и недоставало.

В поисках выхода из планово-финансового тупика коллектив монолитно молчал. Орешников мгновенно оценил обстановку.

– Друзья мои! – звонко сказал он. – Они не пойдут сейчас сниматься. Они заняты. Им не до нас. Они моются, стригутся, покупают елки, шампанское и мандарины. Их можно понять, а понять – значит простить. Именно поэтому мне пришел в голову маленький всенародный почин.

Одиннадцать человек с надеждой повернули к Орешникову дружные головы.

– Поделись своими мыслями, Володя! – оживился Полотенцев.

– Что делают в театре, когда нет пьес? – спросил Владимир Антонович.

– Не знаю… – отозвался лаборант Юра. – Наверное, ничего не делают…

– Ответ неверный! – сказал Орешников. – В подобных случаях артисты сами пишут пьесы… А что делают в вытрезвителе, когда не выполнен план?

– Сами надираются! – радостно догадался ретушер Петя, который это дело уважал.

– Умница! – одобрил его Орешников. – А что делают в родильном доме, когда не выполняют план?.. Впрочем, это неудачный пример! – пресек оратор игру фантазии. – Раз нам некого снимать, будем снимать самих себя!

Вновь наступила тишина, а затем раздался смех. Смеялась фотограф Лидия Сергеевна, которая на правах красотки позволяла себе многое.

– Я считаю ваш смех, Лидия Сергеевна, – призвал ее к порядку Полотенцев, – оскорбительным! Владимир Антонович внес неплохое предложение, которое стоит обсудить.

Первой откликнулась на почин председатель месткома Алевтина Васильевна, женщина молодая, энергичная, незамужняя и, к сожалению, внешне похожая на своего некрасивого папу. Всю нерастраченную женскую нежность Алевтина расходовала на общественную работу.

– Товарищи! – сказала она с пафосом. – Мы никого не будем агитировать и тем более принуждать. Всё на добровольных началах. Нам представился очередной случай проявить сознательность. Каждый, как всегда, будет действовать по велению сердца и гражданского долга. Я, например, снимусь в трех ракурсах: в фас, в профиль и в полный рост. Запишите меня, Ира!

Лаборантка Ира, которая на всех совещаниях вела протокол, открыла фамилией Алевтины список добровольцев и выжидающе посмотрела на Юру. Пять месяцев назад они полюбили друг друга. Их роман протекал в темноте лаборатории, и в этот период «Твой портрет» выдавал немало брака.

– Мы с Ирой тоже щелкнемся, но в трех видах нам дорого! – вздохнул Юра.

– Вы что, беднее других? – кинулась в атаку Алевтина, которая только что распространялась про демократию.

– Войдем в их положение! – встрял в перепалку Орешников. – Люди копят на квартиру. Люди не могут построить семью, ведь на строительство счастья тоже нужны деньги!

Алевтина была непреклонна:

– Ира замуж хочет, а мы из-за этого план не должны выполнять?

– Ладно, – отступила Ира, – мы с Юрой сфотографируемся в трех ракурсах!

– Пусть мне кто-нибудь объяснит разницу между добровольным и принудительным, – подал реплику Орешников, но почему-то именно эти слова не привлекли внимания.

– Я приведу сниматься маму! – пообещал ретушер Петя.

– Прекрасная идея! – воодушевился директор. – Давайте тащите сюда родственников, детей, бабушек, дедушек, друзей – всех волочите, кого сумеете…

– Боюсь, что прогрессивка, которую мы получим, за выполнение плана, – желчно усмехнулась Лидия Сергеевна, – вряд ли окупит расходы по нашим снимкам.

– А мы не думаем о личной выгоде! – мягко пожурила ее Алевтина Васильевна. – Мы находимся в обстановке небывалого подъема! Впрочем, вас, Лидия Сергеевна, никто не заставляет.

– Лидия Сергеевна, снимитесь! – примирительно сказал Орешников, который понимал толк в женской красоте. – Будет хоть одна фотография, на которую приятно смотреть.

– Начнем с того, что снимемся все вместе! – резюмировал директор.

Это предложение было поддержано с удовольствием. Сотрудники относились друг к другу с глубокой симпатией. Коллектив не раздирали распри, а, наоборот, подпирала дружба. Вместе встречали праздники, гуляли на днях рождения, устраивали культпоходы и лыжные вылазки.

Собрание проходило непосредственно в фотопавильоне. Женщины сели, мужчины, среди них и Орешников, встали сзади, образовав живописную группу. Кирилл Иванович Полотенцев собственноручно нажал на автоспуск, будто перерезал алую ленточку, подбежал и плюхнулся на свободный стул между Лидией Сергеевной и Алевтиной Васильевной.

Автоспуск сработал, издав свистящий звук, и тотчас раздался посторонний голос:

– Есть здесь кто-нибудь живой? – и шторы при входе раздвинула старушка, очень старая.

– Одну минуточку! – попросила ее обождать Алевтина Васильевна. – Товарищи! У нас на повестке дня еще есть вопрос. Нужно, чтоб кто-то собрал членские взносы в кассу взаимопомощи. Костя-то в отпуске.

Желающие не находились. Никто не хотел брать на себя эту мороку, потому что, как известно, выбивать членские взносы – это каторжный труд.

Кассы взаимопомощи устроены для того, чтоб в трудные минуты жизни пайщики шли одалживать деньги не у приятелей, портя с ними отношения, а в кассу, то есть у самих себя. Если пайщик взял деньги и не думает их возвращать, то сумму долга удерживают из его зарплаты. Очень гуманная мера. Когда-то должников сажали в тюрьму, а у одного из индейских племен за долги до сих пор лишают имени и фамилии. Касса взаимопомощи демократична. Вносят в нее в зависимости от зарплаты, а берут в зависимости от нужды.

Орешников снова выдвинулся на первый план:

– Дорогие мои земляки! В моей голове родилась еще одна мысль. Я выдвигаю свою кандидатуру на пост сборщика взносов вместо Кости, который был либерален и не умел вынимать из нас деньги.

Все с удивлением посмотрели на дурака-активиста. Но, как вскоре выяснится, активистом-то он был, а вот дураком отнюдь нет!

– Есть возражения против кандидатуры товарища Орешникова? – спросил сам Орешников.

Возражений, конечно, не последовало.

– Итак, я выбран! Алевтина, прошу ключи от месткомовского сейфа. Люди, гоните деньги!

Все гурьбой кинулись к выходу.

Орешников наметил первую жертву.

– Кирилл Иванович, сколько месяцев вы не платили в кассу взаимопомощи? – спросил он директора, перехватывая его в дверях.

Алевтина Васильевна, которая была не только председателем месткома, но и приемщицей, заторопилась к клиентке.

– Для кладбища у вас фотографируют? – деловито осведомилась старушка. –