«Меридиан» и другие пьесы - Ян Солович

Э в а. В том-то и дело, что даже слишком хорошо, но я все-таки скажу тебе: многие уже поумнели на старости лет, а ты…

Т о м а ш. Ну, тогда и я скажу тебе кое-что. Этот твой Петрик, с которым и ты чуть было не перешла на «ты»…

Э в а. Я?

Т о м а ш. Так вот, в партизанском лагере он думал только о том, как ему найти потерянную зубную щетку. А когда она наконец нашлась, оказалось, что он страдает без хорошей зубной пасты.

Э в а. Ну и что? Он просто чистюля — как любой врач. Что тут такого?

Звонит телефон. Томаш хочет снять трубку, но Эва опережает его.

Слушаю!.. Что?.. Заседание?.. (Томашу.) Из уличного комитета.

Т о м а ш (берет у нее трубку). Да, слушаю… (Смотрит на часы.) Приду. Начинайте без меня.

Э в а (вырывает у него трубку). Никуда он не придет! Он болен! Одни раз можете обойтись и без него… Заседать они придумали! Тоже мне, выбрали время! В пятницу вечером!

Т о м а ш. А когда же? Когда, по-твоему, лучше?

Э в а. Неужели ты не хочешь послушаться даже врача?

Т о м а ш. Но ведь я не в другой конец города иду. Только спущусь в подвал.

Э в а. Вывозить мусор раз в неделю или два — это они могут решить и без тебя.

Т о м а ш. Если бы речь шла только о мусоре…

Э в а. А о чем еще?

Т о м а ш (с нежностью погладив жену по плечу). Ты же прекрасно знаешь.

Э в а. Когда ты вернешься?

Т о м а ш. Через час.

Э в а. Значит, до двенадцати ночи?

Т о м а ш. Ну, мать! Что это с тобой?

Э в а. Со мной? Посмотри лучше на себя в зеркало!

Т о м а ш (глядя в зеркало). Пустяки. Просто надо побриться новым лезвием. Завтра я опять буду как огурчик, чтобы ты не ворчала.

Э в а. Ты все только обещаешь.

Явление четвертое

Те же и  М и к и

Мики только что окончил школу. Загорелый, атлетического сложения парень в белом костюме, с сумкой через плечо, он останавливается в дверях — после пляжа у него хорошее настроение.

М и к и (шутливо поет на мотив народной песни). Добрый вечер вам, почтенные родители.

Т о м а ш (с удовольствием глядит на любимого сына). Ну что?

М и к и. Все в норме.

Э в а. Смотри не переусердствуй со своим купаньем. Каждый божий день с обеда до вечера на солнце.

М и к и. Да ну, мамуля.

Э в а. Нечего подлизываться! Уже третью неделю не спишь нормально. Все ночи на стройке. А до обеда что это за сон? Чуть-чуть вздремнешь, а потом полдня — в воде. Туберкулез хочешь заработать? Тебе сейчас, после школы, только этого не хватало.

Т о м а ш (шепотом). Сегодня у нашей матери одна медицина на уме.

М и к и. Что так?

Т о м а ш. Ты же ее знаешь. Это пройдет.

М и к и. Да, кстати, отец, если можешь, нажми, пусть пришлют солдат!

Т о м а ш. Как? Их еще не прислали?

М и к и. Ни одного. В ночную нас ходит всего несколько человек, а ведь работы хоть отбавляй.

Т о м а ш. Я позвоню начальнику.

М и к и. Ничего он не сделает. Надо пойти прямо в гарнизон. Слушай, подожди, я пойду вместе с тобой.

Э в а. А ужинать когда?

М и к и. Я поужинал у Магды.

Э в а. У Магды? Это что за новости?

М и к и. Она пригласила нас. Всю бригаду. На шпекачки.

Э в а. Шпекачки. Это на нее похоже. И ты теперь на одних шпекачках собираешься возить тачку до утра?

М и к и. А какое меню у нас?

Э в а. У нас? Что за вопрос. Все, что надо.

М и к и. Ну, тогда ты мне оставь. Я поем утром. Мне теперь с утра что-то жуть как есть хочется.

Э в а (Томашу). Ты слышишь? Ведь ты же отец. Скажи ему. Это плохо кончится.

М и к и (бросается к матери, обнимает ее, а потом приподнимает, как в танце). Ну, мамуля!

Э в а. Сумасшедший! Надорваться хочешь?

М и к и. По почте ничего не приходило?

Э в а. Ничего.

М и к и. Там тоже не больно торопятся.

Э в а (ласково). Не бойся. Говорят, сто процентов за то, что ты пройдешь.

М и к и. Откуда ты знаешь?

Э в а. Я разговаривала.

М и к и. С кем?

Т о м а ш. С одним человеком, у которого хорошие связи.

Э в а. Ты был бы не ты, если бы все сразу не высмеял. А что, если Мики не примут? Что тогда? Ты слышал, у доктора есть связи даже в Праге.

Т о м а ш. Если б только в Праге. У него наверняка найдутся знакомства и в ООН.

Э в а. Где?

М и к и (по-английски, со школьным произношением). Огэнайзешн оф юнайтэд нэйшнз.

Звонит телефон.

Т о м а ш (берет трубку). Слушаю. У телефона. Нет. Не могу. У меня комитет… Завтра? Когда? Только если с утра. Хорошо, приду. Честь![2]

Э в а. Мы же завтра едем к Илье.

Т о м а ш. Придется тебе поехать одной.

М и к и. А в казармы ты сейчас заскочить не сможешь?

Т о м а ш. Как бы вот только успеть? Все сразу.

М и к и (уходя с отцом). Я знаю их нового политрука. Он живет в первой башне. Мы могли бы перехватить его по дороге.

Их голоса постепенно заглушает гудение лифта.

Э в а (оставшись одна). Боже мой. Трое мужчин в семье — а будто ни одного. Вечно они где угодно, только не дома. Ну и жизнь. (Включает радио.)

Звучит приятный женский голос.

Г о л о с. …Жены и матери партизан провожали мужей и сыновей, дав им на дорогу по караваю свежего хлеба, и потом жили ожиданием встречи. Сколько выстрадали материнские сердца, когда за суровой осенью пришла жестокая зима, когда занесло снегом горные тропки, ведущие к печам, в которых женщины выпекали хлеб…»

Эва выключает радио.

Э в а. И эти все про то же. Хорошую музыку и раз в году не услышишь. (Берет оставленную Мики сумку, достает из нее плавки, полотенце, разглядывает потрепанную книжку.) Биология. (Перелистывает ее и уже собирается положить обратно, но из книжки выпадает фотография; Эва поднимает ее и с интересом разглядывает.) Ярмилка? Интересно. Об этой я не слышала. На вид ничего. Гораздо лучше, чем эта Магда.

Хлопает дверь лифта. Эва быстро вкладывает фотографию в книгу. Раздается звонок, Эва идет открывать дверь.

Явление пятое

Эва и  И л ь я

Э в а (стоя в дверях, радостно). Илья! Ильюшка! Сыночек мой!

Входит  И л ь я, рослый студент, старше Микулаша на шесть лет. С привычной беспечной и несколько снисходительной улыбкой он отстраняет мать, припавшую к его груди.

И л ь я. Привет, мама!

Э в а. (Обрадованно разглядывает сына, и в эту минуту ее совсем не трогает, что волосы у него намного длиннее, чем он обычно носил, не раздражают ее и яркие полосатые брюки; она всматривается в слегка похудевшее лицо Ильи и, не удержавшись, нежно проводит пальцами по шраму на носу