Модель. Зарубежные радиопьесы - Петер Хакс

разложено по полочкам. Сам стал заводным, как часы: без собственной воли, без личных интересов; разучился радоваться тому, что тебя окружает.

Пауза.

В чем это проявляется? Да во всем, что ты делаешь! Во всем есть для тебя свой смысл, своя польза, исчислимая ценность! Коньяк ты пьешь потому, что он тонизирует. Купаться ты ходишь потому, что это полезно для организма, а не просто потому, что тебе приятно побыть в прохладной воде, как раньше. Апельсины ты ешь ради витаминов… Когда ты ешь апельсины, Феликс, я часто вспоминаю один эпизод из твоей жизни — когда ты воевал в Америке, помнишь? Тебе страшно хотелось пить, и кто-то дал тебе апельсин, и ты подумал, что мы разучились ценить все вещи в мире, потому что привыкли считать их само собой разумеющимися. А теперь, Феликс, для тебя все настолько само собой разумеется, что ты ничему не удивляешься, ничему не радуешься так, как тогда — апельсину.

Пауза.

Работа! Конечно, я рада, что ты так печешься о нас. И благодарна тебе за это. Но иногда мне почему-то бывает страшно, и тогда все — и цветы, которые ты мне приносишь, и платья, которые ты мне покупаешь, и даже твоя вежливость вдруг кажутся мне подозрительными… Феликс, у меня часто бывает такое чувство, что ты делаешь все это как-то машинально, словно по привычке. Вся твоя жизнь стала сплошным принуждением, к которому ты привык и которого не замечаешь. Ты уже забыл, что можно жить по-другому.

Пауза.

А ведь раньше все было не так. Вспомни!

Пауза.

Ну и что же, что время было трудное, отчаянное. Мы-то не отчаивались, вот что главное! Мы были полны воодушевления, мужества, доверия друг к другу — и крепко держались один за другого! Не сдавались! И ведь не было ни квартиры, ни твердого заработка, ни богатых родственников — ничего! Никто не хотел нам помочь, и все-таки мы выбились собственными силами!

Пауза.

Не только я, мы оба выдержали, Феликс!

Пауза.

Как он заманивал тебя! Думал купить за пачку маргарина!

Пауза.

Помню, помню, ты чуть не принял его предложение, чтоб только покончить с неизвестностью, как-нибудь прояснить положение — не важно как! Но тогда б ты простился со всеми своими планами, дядюшка никогда бы не дал тебе развернуться.

Пауза.

Да разве могла я посоветовать что-нибудь другое, разве могла я сомневаться, что мы выдержим? И через несколько месяцев лед тронулся, ты получил первый заказ. Как я была счастлива, Феликс! Чуть с ума не сошла от счастья — и от гордости за тебя!

Пауза.

А как мы пошли за покупками, помнишь? В первый раз после войны ты купил себе ботинки, а мне достался серебряный браслет… Я носила его, как орден! Понимаешь, Феликс?

Пауза.

Что там заслужила, Феликс! Иначе я и не могла поступить, не могла предать тебя. (Поспешно.) Будешь еще коньяк?

Пауза.

Я совсем не хочу, чтобы ты забросил свою работу, Феликс, я только боюсь одного: что из-за нее ты перестанешь быть живым человеком, человеком, которого я могу любить, который сам себя любит!

Пауза.

До этого еще далеко, ни я чувствую, как твой успех постепенно тебя замораживает. Мне уже бывает холодно около тебя, когда раньше было так тепло и надежно. Я часто вспоминаю наши первые годы — вот тогда были действительные успехи. Тогда мы страдали, но и испытывали большую радость, теперь же — ни того ни другого.

Пауза.

Так ли все скверно? Пока еще нет, по-моему. Пока мы еще вместе, пока ты еще спрашиваешь, так ли все скверно, — у нас еще есть надежда… Но многое уже изменилось. Ты изменился. То настроение, с которым мы начинали, исчезло. Теперь нас подгоняет обязанность преуспевать, это похоже на погоню, в которой догонявший стал преследуемым.

Пауза.

В чем ошибка?.. Я много думала над этим и пришла к выводу: ошибка в том, что средства подменили цель.

Пауза.

Это непросто объяснить; чем больше я ломаю голову, тем больше путаюсь в словах и понятиях… Такая же путаница в нашей жизни, где все поменялось местами, и мы совершенно забыли о том, что те вещи, которые составляют наше счастье, на самом деле никак не могут сделать человека счастливым — счастливым по-настоящему — и что их назначение совсем в другом. (Поспешно.) Ну конечно, мы должны иметь квартиру, машину, прислугу, деликатесы из кулинарии, отдых в Италии, по вечерам принимать гостей, угощать их шампанским и французским коньяком… но при этом мы не должны забывать, что все это имеет смысл лишь постольку, поскольку мы счастливы, а не наоборот! У нас же все перепуталось, Феликс, и потому мы не счастливы! Правда, давно уже не счастливы. И никогда не будем счастливы снова, если не научимся умерять свои запросы тем, что нам достается, пока мы еще не жертвуем самими собой.

Пауза.

Именно умерять, потому что я не верю больше, что удовлетворение запросов может принести нам счастье.

Пауза.

Я думаю, счастливы мы только тогда, когда свободны. А свобода возникает только тогда, когда мы добровольно отказываемся от некоторых возможностей, отказываемся от погони за ними. А пока же мы тянемся за все новыми и новыми благами, мы не можем быть счастливы, Феликс… ни ты, ни я — никто.

Пауза.

Где ты просмотрел свое счастье?.. По-моему, тебя ослепили успехи, ты разучился знать им цену, разучился оставаться в своих границах. Ты привык к успехам, они стали для тебя чем-то само собой разумеющимся.

Пауза.

(Поспешно.) Знаю, знаю, что ты скажешь: что в хорошей квартире жить лучше, чем в плохой, что хорошо питаться достойнее человека, чем есть кое-как, что иметь друзей приятнее, чем обивать пороги и выслушивать дежурные советы и утешения, — все это я прекрасно понимаю!.. Ты боялся променять одно на другое, и тем больше боялся, чем больше преуспевал. Только бы не оглядываться на эту бездну нашего нищенского прошлого! Стоило тебе вспомнить, в каких условиях мы начинали, как тебя охватывал панический ужас, что все это вернется — голод, лишения, зависимость от чужих людей и чужих интересов, унижение, отчаяние…

Пауза.

Откуда я знаю? Феликс! Разве не рядом с тобой прожила я столько лет? И видела: чем успешнее ты работал, тем больше боялся… Боялся, что прошлое возвратится. Боялся, что твое благополучие тебе только снится, а