На огненной черте - Константин Михайлович Симонов

не боюсь идти. В первый раз боялась, а теперь нет. Мне кажется, что приду обратно сюда, чтобы вы побрились. А вы будете ждать. И все будут. Чего вы молчите? (Замечает, что Сафонов спит.) Вот и заснул. А говорил, спать не могу. (Тянется к нему. Ей, видимо, хочется разбудить его. Преодолевая это желание и уже не глядя на него, прислонившись к столу, тихо допевает: «Провожать тебя я выйду, ты махнешь рукой…»)

Молчание.

Конец первого действия

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

У Харитонова. Старый добротный дом частнопрактикующего провинциального врача. Большая столовая, очевидно служащая общей комнатой. Несколько дверей. Два стенных шкафчика — один с посудой, другой белый, аптечного вида. На сцене за чайным столом  Р о з е н б е р г  и  В е р н е р.

Вернер, прихлебывая из рюмки вино, зубрит что-то вполголоса.

Р о з е н б е р г (открыв дорожный чемоданчик, раскладывает перед собой разные сувениры: фотографии, документы). Что, Вернер, все практикуетесь в русском языке?

В е р н е р. Да, практикуюсь.

Р о з е н б е р г. Это хорошо. Нам тут долго придется быть.

В е р н е р. По-вашему, война…

Р о з е н б е р г. Война — нет, недолго, а вот после войны. Завоеватель может презирать народ, им покоренный, но он должен знать его язык, если бы даже ему пришлось лаять по-собачьи. В чужой стране никому нельзя верить, Вернер.

В е р н е р. Но вы же верите Харитонову?

Р о з е н б е р г. Да, потому что он мерзавец. И если русские придут, они его расстреляют. Но его жене я уже не верю. Они могут прийти и не расстрелять ее. И уже по одному этому я ей не верю. (Продолжает разбирать карточки.) Сегодня Краузе подарил мне еще целый чемодан всего этого. Не смотрите так. Да-да, я люблю рыться в этом.

В е р н е р. У вас привычки старьевщика.

Р о з е н б е р г. Ничего. По этим бумажкам и фотографиям я изучаю нравы. Иногда при этом обнаруживаются любопытные вещи. Вот, например, удостоверение личности младшего лейтенанта Харитонова Н. С. Н. С., замечаете? Оно разорвано пулей. Очевидно, его владелец убит. Но меня интересует не это. Меня интересуют инициалы Н. С., потому что нашего хозяина дома зовут С. А. Трудно предположить, но вдруг предположим, что это его сын. А у него сын в армии, это мне известно. Что мы можем из этого извлечь? Очень многое. Во-первых, если даже это просто совпадение, то на нем можно построить интересный психологический этюд: узнавание, неузнавание, ошибка, горе матери и так далее. Все это входит в мою систему изучения нравов. Да, с чего же я начал?

В е р н е р. Вы начали с жены Харитонова.

Х а р и т о н о в (открывая дверь). Вы меня звали?

Р о з е н б е р г. Нет, но раз вы уже вошли, — откуда у вас жена, доктор?

Х а р и т о н о в. Из Вологды.

Р о з е н б е р г. Вот видите, Вернер, она из Вологды, а мы еще не взяли Вологду. (Харитонову.) У нее есть родные?

Х а р и т о н о в (растерянно). Есть немножко, есть.

Р о з е н б е р г. Что значит немножко?

Х а р и т о н о в. Сестры.

Р о з е н б е р г. Сестры — это, значит, по-вашему, немножко? Но у сестер ведь есть мужья? А?

Х а р и т о н о в. Я не понимаю вас, господин капитан.

Р о з е н б е р г. Вы меня прекрасно понимаете. Скажите вашей жене, чтобы она принесла нам чаю в самоваре.

Харитонов уходит.

Вот видите, Вернер, у ее сестер есть мужья. Может быть, один из них инженер, другой — майор, это уж я не знаю. И может быть, этот майор завтра окажется здесь. А она — сестра его жены, и она скорее позволит ему убить нас, чем нам — его. Это ведь, в сущности, очень просто.

Входит  М а р и я  Н и к о л а е в н а  с чайной посудой.

Скажите, Мария Николаевна, у ваших сестер есть мужья?

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Да, господин капитан.

Р о з е н б е р г. Они русские?

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Да. Вы будете пить молоко?

Р о з е н б е р г. Нет. Вы не завидуете им, что у них русские мужья, а у вас неизвестно какой национальности?

М а р и я  Н и к о л а е в н а. У меня тоже русский.

Р о з е н б е р г. Я не об этом говорю. Не притворяйтесь, что вы меня не понимаете.

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Может быть, нести вам самовар?

Р о з е н б е р г (вставая). Несите. Мы сейчас придем.

Мария Николаевна уходит.

(Вернеру.) И после этого вы думаете, что я могу ей верить?

Розенберг и Вернер уходят в соседнюю комнату. Входит  М а р и я  Н и к о л а е в н а. За ней  Х а р и т о н о в. На улице несколько выстрелов. Мария Николаевна крестится.

Х а р и т о н о в. Ну что ты крестишься?

М а р и я  Н и к о л а е в н а. За них.

Х а р и т о н о в. За кого — за них?

М а р и я  Н и к о л а е в н а. За наших.

Х а р и т о н о в. Когда ты научишься держать язык за зубами?

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Тридцать лет учусь.

Х а р и т о н о в. Опять?

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Да.

Х а р и т о н о в (тихо). Маша, поди сюда. Ты была у Сафоновой?

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Была.

Х а р и т о н о в. Говорила все, что я велел?

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Говорила. (Пауза.) Противно мне это.

Х а р и т о н о в. Противно? А если я буду убит, тебе не будет противно?

М а р и я  Н и к о л а е в н а. При чем тут ты?

Х а р и т о н о в. Очень просто. Ты завтра же пойдешь к ней опять и упомянешь, между прочим упомянешь, что мне надоели немцы, что я их не люблю и боюсь. Что я был не рад, когда меня назначили городским головой. Поняла?

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Поняла. Только зачем тебе все это?

Х а р и т о н о в. Затем, что это правда. Затем, что я предпочел бы сидеть весь этот месяц в подвале и не трястись за свою шкуру. Я больше чем уверен, что к этой старухе ходят… Да, да, партизаны. Немцам она все равно не скажет, что я их не люблю, а им, этим, может быть, и скажет. В Херсоне уже убили городского голову. Я не хочу, чтобы они убили его здесь, потому что «он» — это я.

М а р и я  Н и к о л а е в н а. Боже мой! Чем весь этот ужас, бросили бы все и ушли, как я говорила, куда-нибудь в деревню, спрятались бы.

Х а р и т о н о в (шипящим, злым голосом). Куда спрятались бы? А вещи? Мои вещи без меня всегда вещи, а я без моих вещей — дерьмо. Да-да, дерьмо, нуль. Понятно тебе, дура?

Кто-то стучится в сенях.

Пойди открой.

Мария Николаевна выходит и сейчас же возвращается обратно. Вслед за ней идет  М а р ф а  П е т р о в н а — вне себя, простоволосая, со сбитым набок платком.

М а р ф а  П е т р о в н а. Изверги!

Х а р и т о н о в. Тише.

М а р ф а  П е т р о в н а. Убили, на моих глазах убили!

Х а р и т о н о в. Кого убили?

М а р ф а  П е т р о в н а. Таню. Таню, соседку. Я думала — черт с тобой, но ты же доктор. Родить она собралась. Так повела к тебе. Нашла к кому! Лежит она там, у тебя под окнами.

Х а р и т о н о в. Тише! При чем тут я?

М а р ф а  П е т р о в н а. При всем. Ты подписывал, чтобы после пяти часов не ходили, чтобы стрелять?

Х а р и т о н о в. Не я, комендант.

М а р ф а  П е т р о в н а. Ты, ты, проклятый!

На ее крик из соседней комнаты выходит и останавливается в дверях  Р о з е н б е р г.

Р о з е н б е р г. Кто тут