Рука - Юз Алешковский

Рябов! Слушай меня внимательно! Поскольку я сомневаюсь, чтотебе удастся найти место, где стоял наш дом, то похорони ты меня под колодиной.Похорони под ней. Все равно холмика насыпать там нельзя. Нельзя и крестапоставить. Следовательно, давай-ка ты меня под колодину… Машина у тебя –стрела. В багажник положишь?.. На бочок положи только и баллоном припри.Осторожен будь. Не дай Бог – авариями Легавые… Досмотр… В багажнике – трупполковника Шибанова Василия Васильевича. Чалма тебе и твоим ребятам тогда. Будьосторожен…

Этого хмыря ты убери без лишнего шума и не на глазах отца.Не хочу, чтобы папа радовался. Не хочу. Но хмырю дай перед смертью пониманиетого, что конец ему. Пусть он пару минут постоит, беспомощный и жалкий, междусветом и тьмою, между тьмою и светом, чужой и свету и тьме. Пусть постоит.Откройся потом во воем отцу Александру. Он сообразит, за кого какое сказатьперед Богом словечко. Сообразит. . . Благодарю тебя еще раз за смиренноесогласие с моей волей.

Странное посещает иногда душу чувство, о котором мне говорилФрол Власыч Гусев, и которое в приблизительном переводе на мысль выглядитпримерно так: если бы человек не бывал временами столь преступно, малодушно,комически и трогательно слаб, то он казался бы МЕНЕЕ совершенным. Духовноепрощение другому слабости и глубокое – равное всепониманию – прочувствование ееобщей для всех природы есть знаки родства и причастности к БОЛЕЕ Совершенному,позволяющие и простившему надеяться на прощение…

Эх, Фрол Власыч!.. Знаешь что, Рябов?.. Адрес его лежит впапочке. Прости мне мою последнюю слабость. Сьезди ты в вонючий городишко Тулу,где делают ружья и пряники для наших новых колоний в Европе и Африке, найдиФрола Власыча, мне известно, что жив он, радуется, как всегда, и здравствует,найди его и скажи... а вот что сказать Фролу Власычу, я не знаю… Не знаю, и мнеот этого, не от чего-либо другого, ты не думай, Рябов, жутковато… Я вроде бы изнаю, что сказать, явно есть во мне знание этого, а сказать не могу, не умею.Да, да! Не не знаю – не могу!

Но ты взгляни, как живет он... Охмури, в случае чего, ноучти: прост он до того, что если заподозрит что-либо неестественное в помощиили участии, то ты не своротишь его с места никакой силой. Я выступаю не какзакадычный мой приятель граф. Прокляв гордыню мести, как присваивание себе правВысшего Судии судить и карать, я не могу присваивать также праваблагодетельствовать и благотворительствовать. Без нас накажут, простят ивозблагодарят… Но я не могу устоять перед своей последней слабостью… не могу…Поскольку человека счастливее Фрола Власыча отыскать на белом свете трудно, тоты… постарайся облегчить, так сказать, социально, что,ли… Елки-палки,невозможно представить в чем-либо ущемленного и чем-либо недовольного ФролаВласыча! Невозможно! Ну, спроси у него хотя бы насчет отпевания, кладбища,креста, поминок и всего такого дела… разберись, короче говоря, на месте! . .будь змием: просеки, есть у него в загашнике рукописи или нет. Я не следил заним, даю слово, но думается мне, что должен он был «тискать» романы, эссе ипросто петь, не заботясь о жанре пения... Тут тоже невозможно придумать, какбыть… Забирать рукописи, если они есть, нельзя ни в коем случае, но нельзядопустить гибели их и забвения... Поразительно. Кажется действительно нет насвете сил, способных сделать несвободным этого человека. Нет лазейки в его волюи разумение. Колобок!.. Не знаю, в общем, как поступиться к нему с разговором осудьбе сочиненного. Не знаю, черт бы меня побрал… Сам он, очевидно, прекрасновсе знает!..

Вон едут отцы и идут дети. За стол пора. График у меняполучился железный, Убираем, как говорится, быстро и без потерь. В «несчастье»на всякий случай я оставил всего один патрон… Хватит. Так что насчет этого небеспокойся. Не пошалит Гуров.