Пока ты не станешь моей - Сейбр Роуз

— Пожалуйста, — стону я, не осознавая, о чем прошу.

— Мия, — его губы шепчут мое имя, касаясь моей кожи.

Мне нужно увидеть его всего. Я хватаю его за рубашку и тяну её вниз, освобождая его тело. Мы отрываемся друг от друга ровно настолько, чтобы рубашка соскользнула через голову, и наши губы снова сливаются в поцелуе. Мои ногти нежно царапают его спину, вызывая восхитительный стон, который срывается с его губ, когда бледные линии становятся красными.

Затем я начинаю снимать его джинсы, желая почувствовать его на себе. Он вырывается из моих объятий, наклоняясь, чтобы стянуть их со своих ног, не прерывая наш поцелуй. Мои ноги с готовностью раздвигаются, и он проникает внутрь одним уверенным движением.

Я издаю стон, наполненный удовольствием, удовлетворением и желанием.

Он замирает, его движения замедляются, а поцелуи становятся ленивыми и затяжными, в отличие от прежнего лихорадочного отчаяния. Я притягиваю его к себе, не останавливаясь, пока мы не соприкасаемся каждой клеточкой тела. Но он откидывает голову назад, пристально глядя мне в глаза, пока раскачивается внутри меня, и убирает прядь волос с моего лица.

— Мы не можем продолжать это делать, — мой голос срывается, когда он проникает глубоко внутрь, переполняя меня наслаждением.

— Я знаю, — говорит он.

— Это небезопасно, — я закусываю губу, запрокидывая голову, когда волна наслаждения охватывает меня.

— Я знаю, — его губы нежно касаются моей шеи, покусывая и пробуя её на вкус, пока внутри меня нарастает напряжение. — Но я хочу тебя, — говорит он. — Ты нужна мне.

Я вскрикиваю, и стоны удовольствия эхом отражаются от стен, когда я содрогаюсь под ним. Они возбуждают и его, и его тело прижимается ко мне, мышцы напрягаются, когда его охватывает оргазм. Он входит в меня сильнее, глубже, наши тела сливаются воедино в вихре пота, желания и учащенного дыхания.

Затем он скатывается с меня, его грудь вздымается, он закрывает лицо рукой и смотрит в потолок.

— Отпустить тебя — значит подписать тебе смертный приговор. Я не могу этого сделать. Я не буду этого делать.

— Я знаю, — говорю я, повторяя те же слова, которые он произносил в порыве страсти.

Холод проникает глубоко в мои кости. Я понимаю, что он не освободит меня. Я понимаю, что оказалась в западне. Я осознаю, что именно такой должна быть моя жизнь. И я осознаю, что это все его вина.

— Что случилось с Марселем? — Спрашиваю я, поворачиваясь на бок, чтобы наблюдать за ним.

Он садится, глядя в камеру, и на его лице появляется паника.

— Черт возьми! — Восклицает он.

— Что произошло с Марселем? — Повторяю я, вспоминая слова моего посетителя.

Райкер встает и направляется к двери.

— Его здесь больше нет. Тебе не нужно беспокоиться, что он причинит тебе боль. Я вернусь через минуту, — обещает он.

И я остаюсь одна. Одинокая и опустошенная.

Красная лампочка гаснет, но через несколько секунд загорается вновь. Поднявшись на ноги, я направляюсь в ванную и останавливаюсь перед зеркалом. Я смотрю на свое отражение, больше не узнавая девушку, которая смотрит на меня в ответ.

— Ты в плену, — говорю я ей. — Он причинил тебе боль и сломал тебя. — Глубоко вздохнув, я пристально смотрю в зеркало, словно пытаясь убедить девушку, которую вижу в отражении, что это правда. — Ты его не любишь.

Я больше не могу обманывать себя.

Вернувшись в свою камеру, я сажусь на кровать. Только тогда я замечаю поднос с фруктами, забытый на стуле в углу. Я вижу яблоки и апельсины… А еще я вижу нож.

Словно в трансе, я поднимаюсь с кровати и подхожу к подносу. Провожу пальцем по лезвию, и на нем появляется тонкая красная линия.

Смогу ли я это сделать?

Я смотрю, как кровь стекает по моему пальцу и капает на пол. Представляю, как приставляю лезвие к горлу Райкера, вижу смятение и горе в его глазах.

Смогу ли я прижать это к его коже? Смогла бы я вонзить клинок и смотреть, как он умирает? Смогла бы я освободиться?

Нет, я знаю, что не смогу причинить ему боль. Но, возможно, все, что мне нужно, это просто пригрозить ему. Захочет ли он рисковать собой, чтобы удержать меня здесь?

Сжимая рукоять ножа в руке, я сажусь на кровать, прячу лезвие под одеяло и жду возвращения Райкера.

Когда он возвращается, его красота снова поражает меня, и я чувствую, как внутри все переворачивается. Я смаргиваю слезы и смущение, понимая, что должна это сделать. Понимая, что у меня нет другого выбора. Если я приставлю лезвие к его шее, ему придется отпустить меня. Ему придется открыть дверь и освободить меня.

Но что, если он не отпустит? Что, если он раскроет мой блеф? Смогу ли я выполнить свою угрозу? Смогу ли причинить ему боль, чтобы выбраться отсюда? При одной мысли об этом меня бросает в пот, кровь отливает от лица, а руки становятся липкими от холода.

Увидев мое смятение, Райкер подходит, опускается на колени между моими ногами и смотрит на меня своими полными ужаса глазами.

— Не плачь, — говорит он, снова вытирая мои слезы. — Я решу эту проблему. Я позабочусь о твоей безопасности.

Но безопасность, это не то, чего я хочу. Я жажду свободы. Когда-то я думала, что это одно и то же.

Моя рука дрожит, когда я шарю по простыням в поисках холодного тупого лезвия спрятанного ножа, и повторяю про себя единственные слова, которые могут придать мне сил, даже если это ложь:

Я не люблю его. Я не люблю его. Я не люблю его.

Он не замечает ножа, пока лезвие не оказывается прижатым к его горлу. Даже тогда его глаза лишь на мгновение закрываются, а затем медленно открываются вновь, давая мне понять, что он осознает мой замысел.

— Ты же знаешь, я не могу позволить тебе уйти, — говорит он с болью в голосе. Когда он произносит эти слова, его горло сжимается, и на лезвии появляется тонкая струйка крови.

— Отпусти меня, или я воспользуюсь этим. — Я даже не могу заставить себя произнести это вслух, и Райкер замечает нерешительность в моих глазах. Он видит, как я мучаюсь, как во мне борются разные чувства, и крепче прижимает лезвие к своей шее.

— Я не сделаю этого, Мия, — говорит он, и по его шее стекает тонкая струйка крови. — Я не позволю тебе