(Не)образцовый айдол Восточной Старшей - Мэри Блум

из обертки. Еще более открытая спина, еще более откровенный разрез на бедре, еще более обнаженные плечи и невесть откуда появившееся декольте (на чем там вообще ткань держится?). И опять, конечно же, без лифчика! Опять расчехлила свое оружие! Опять показывала, что к моим глазам у нее никакого уважения!

— Это платье мне нравится еще меньше, чем прошлое, — честно оценил ее выбор я.

— Спасибо, — самодовольно улыбнулась зараза, — я старалась.

— Зачем ты вечно светишь сиськами?

— Потому что тебя это с ума сводит…

И, еще более довольная собой, она развернулась и скрылась в темноте коридора. Я бросился за ней, чуть не задев стоявшую у выхода виолончель. Кстати, еще одно ее оружие — массового музыкального поражения. К счастью, этим оружием она пользовалась еще реже, чем своими сиськами. Только когда накалялась до предела.

— Нравится сводить меня с ума? — догнал я ее в коридоре.

— Нравится, — сверкнула К в меня ухмылкой, — в такие моменты видеть, что он у тебя все-таки есть… Кстати, молодец, — в своей фирменной манере надменной сучки добавила она, — что ничего сегодня не выкинул…

Ну вот зачем она постоянно кидала мне этот вызов?

— Мой подарок, я так понимаю, ты еще не распаковывала?

— Не думаю, — снисходительно бросила зараза, — что одна маленькая коробочка может хоть что-то изменить.

Эх, как же я любил ее удивлять, восхищать и бесить, чтобы удивлялась и восхищалась еще больше.

Вдвоем, как и полагается дефолт-паре, мы вернулись к остальным гостям. Именинница, абсолютно уверенная, что вечер пройдет как ей хочется, направилась к своим подружкам. Я же, абсолютно уверенный в обратном, подошел к ее отцу.

— Андрей Михайлович, а можно попросить у вас ключи от ворот?

Не спеша с ответом, хозяин дома пытливо оглядел меня.

— То есть подарок масштабнее, чем мы думали? Надеюсь, это больше не трусы, да, Мишель? Если что, их у нас теперь много…

— Конечно, нет, — заверил я его. — Я вырос из этих глупостей!

К тому же я не люблю повторяться. Предсказуемость — это не про меня.

Он с сомнением посмотрел на меня, ухмыльнулся и протянул ключи.

— Надеюсь, я об этом не пожалею, — сказал ее папа тоном, в котором читалось «надеюсь, ты меня удивишь».

— Андрей, ну вот что ты творишь? — подошла к нам моя маман, всегда любившая быть в гуще событий. — Ты же сам понимаешь, что ты открываешь ему дверь…

— Для Мишеля, — улыбнулся он, — наши двери всегда открыты!..

«Учись, мама, — улыбнулся я госпоже Королевой, — учись, каким родителем надо быть!»

Наконец праздник достиг своего апогея — вручения подарков виновнице торжества от самых дорогих ей людей.

— Так, — постучал ложкой по бокалу ее отец, — позвольте мне сказать пару слов…

И все тактично замолчали, чтобы оценить размер родительской щедрости. Предсказуемо имениннице, которой теперь уже можно, подарили машинку. Бывшую папину (а это ой-ой как недешево). Но будет ездить хорошо, ей однажды и новую подарят (а это ой-ой еще дороже). Собственно, так он и сказал, закругляясь.

— Что, завидуешь? — ехидно шепнула мне маман, когда Катерине торжественно поднесли ключи.

— Вообще-то, у меня тоже машина есть, — напомнил я.

— А прав нет!..

— Скоро отдадут…

— А Катерина-то так гонять не будет…

Ну да, из семи моих последних штрафов за превышение скорости — три принадлежат твоей идеальной Катерине. Лично знаю, лично учил ее прошлой весной. Не мог отказать себе в удовольствии оказаться с К в ситуации, где ей можно говорить: «эй, ты это делаешь неправильно, сделай лучше!»

— Убирай ножку с педали. Тут ограничение скорости…

— Знаю, — с ухмылкой бросила она и выжала еще.

— Ну раз знаешь… — я плюхнул руку на ее колено.

— Убирай, — кивнула зараза.

— Сначала ты! Снимай ножку с педали…

Вместо этого она еще втопила. Я же повел руку выше, под ее подол… Так мы и заработали три ее штрафа за превышение.

Под аплодисменты гостей хозяин дома закончил речь, и я решил, что настало время для моего поздравления. Кинув Тиму ключи от ворот, я занял место оратора. Зараза закатила глаза.

— Дорогая Катерина, — торжественно начал я, — вот и тебе уже восемнадцать! Возраст, когда все можно. Можно официально, как всем взрослым девочкам! И теперь тебе официально, как взрослой девочке, можно…

…трахаться! — так и читалось продолжением.

Два взгляда с двух сторон впились в меня — маман и Катерины — словно говоря: «только попробуй, и ты труп!»

— … водить машину! — закончил я мысль, увидел, как обе выдохнули, и продолжил: — И даже оседлать что покруче…

Два взгляда, которые только успели расслабиться, снова напряглись и впились в меня.

— Грузовик!.. Теперь тебе можно оседлать грузовик! — закончил я под хохот зала.

Все-таки я душка, да?

— А теперь мой подарок, — я взглянул на часы. — Такой, какого ты точно ни от кого не получала…

Вокруг мигом повисла тишина — все замерли, потому что все этого весь вечер и ждали.

Ну давайте честно: вы же тоже этого ждали, да?

— Я, — прочистил я горло, — хочу поздравить с днем рождения мою самую дорогую, самую обожаемую, самую любимую… соседку…

Зараза на это лишь вскинула брови, словно говоря: «и это все, что ты можешь?» Да дождись конца речи, дорогая, что ж ты вечно так спешишь?

— И я как самый для тебя важный, дорогой, любимый… сосед… решил дать тебе все, что ты любишь. В размерах, которые тебя устроят… Забрать у всего Карпова и дать тебе…

Где-то на улице со скрипом распахнулись ворота, и во двор въехал грузовик.

— А вот и он, — улыбнулся я, — мой подарок… То, что ты так сильно любишь!

Все с любопытством повернулись к окнам, желая узнать, что же она там так сильно любит, что это надо привозить целым грузовиком. Даже именинница, поджав губы, повернулась к окну, глядя на начавшуюся прямо на ее газон разгрузку… того, что она так сильно любит…

День рождения — это день, который Катерина считала на сто — нет, на тысячу — процентов своим, до каждой мельчайшей мелочи, до каждой крохотной детали — естественно, это же ее день. Именно поэтому мне так нравилось вносить щепотку себя в эти ее празднества, а то и побольше, чем щепотку — килограмм так на восемьсот.

По гостиной пронесся выдох общего изумления, когда на газон одну за другой стали выгружать огромные, пузатые, ярко-оранжевые… тыквы.

— А может, — К улыбнулась самой сучьей из всех своих улыбок, — я тыквы люблю…

Тыквы, значит, любишь — ну окей, я это учел.

Тим на улице по моему указанию руководил разгрузкой. Когда-то я закидал ее двор трусами. Но трусы легкие,