Рыцарь золотого веера - Кристофер Николь

Серый туман, серое небо, серая Вселенная.Потому что пришёл рассвет. Ещё один рассвет, несущий конец ещё одной ночи.Прошлая ночь выдалась ясной – Уилл помнил звезды, казавшиеся такими близкими,что их можно было достать рукой, сорвать с небес и сунуть в карманы, чтобы хотьчуть-чуть согреться, отогнать холод, чтобы сопротивляться холодным пальцамсмерти. Но сегодняшний рассвет принёс с собой туман. Его инстинкты, его давнопозабытое знание моря говорили ему, что это что-то означает. Туман, ползущий поповерхности моря… Но он слишком ослабел, чтобы задуматься над этим фактом,слишком истощились его тело и дух, чтобы попытаться вспомнить, попытатьсявычислить… Попытаться сделать что-нибудь.

И всё же всё вокруг было серым, наступалрассвет, и он снова должен заставить себя выйти на палубу. Сколько такихрассветов ему пришлось уже встретить, карабкаясь из последних сил на мостик!

Попытка сесть заняла целую вечность. Он нечувствовал никакой боли, кроме нытья в пустом животе. В пустом животе и вголове. Голова кружилась так, что это причиняло тупую физическую боль. Страннымместом была его голова – теперь. Местом мечтаний и кошмаров, но и хорошихвещей. Местом, настолько занятым памятью, что иногда было трудно отличитьвоспоминания от действительности. Прошлую ночь, например, он провёл с Мэри. Нес той Мэри, которую он помнил. Эта Мэри была девушкой его мечты – высокая,сильная, с большой грудью и широкими бёдрами, сгоравшая от желания давать, а нетолько принимать. Эту ночь он запомнил надолго. Только, протянув руку к ней, онупал лицом вниз и не смог от слабости даже перевернуться на спину.

Он лежал, уткнувшись лицом в пол.Медленно-медленно он поднялся на четвереньки. Как пробирает до костей этасырость! Казалось, она сидит уже внутри костей. Он медленно протёр глаза.Каждое его движение было слишком медленным. Так он и проспал на палубе. Слишкомдолго ему бы пришлось опускаться вниз и чересчур долго – подниматься обратно полестнице, если бы ночью возникла такая необходимость.

Но его разум был ещё и бесконечным судилищем –с каждым рассветом, когда он чувствовал себя лучше всего. Где, когда, каквпервые отвернулась от них фортуна? Смерть Жака Маху… Боже, это было почти двагода назад. Они пристали к островам Кап-Верде, чтобы запастись свежим мясом. Ивзяли на борт не только мясо. Какая-то лихорадка, уничтожившая слишком многолюдей и среди них – командующего, оставила их выполнять поспешные решенияСимона де Кордеса.

И всё же это было предсмертным желанием Маху,чтобы они направились к мысу Лопес на юго-западном побережье Африки. Он бывалтам раньше, помнил хорошую стоянку для кораблей и свежую пищу для команды.Бедный Жак Маху! Конечно же, он уже бредил. Мыс Лопес обернулся катастрофой –туземцы попытались заманить их в засаду, и снова там была лихорадка. ПотомАннабон. Португальский остров лежал всего лишь в дневном переходе от побережья Африки,и там по крайней мере они наверняка могли получить продовольствие. Анна-бон былпервым из решений Симона де Кордеса. И захватили его довольно легко –португальцы и их жены-туземки предпочли оставить город и сбежать в лес вместосопротивления сильному флоту. А Кордесу этого показалось мало – надо было емуснаряжать экспедицию в лес для преследования ненавистных папистов, и все толькодля того, чтобы снова попасть в засаду и потерять девять человек и среди них –беднягу Тома Спринга. В отместку голландцы сожгли город. Уиллу казалось, чтоэто пляшущее на востоке зарево будет преследовать его до конца жизни. Безпродовольствия, без жилищ, в преддверии зимы поселение было обречено. Это былодаже не пиратство. Это было бессмысленное убийство.

С того дня экспедиция, которую ужепреследовали неудачи, обернулась полной катастрофой. Они пересекли ЮжнуюАтлантику, всё время борясь с противными ветрами, и всё же умудрились достичьМагелланова пролива до наступления зимы. Здесь ветры стали попутными. Два-тридня, и они были бы в Южном море. Люди так изголодались, что стали есть кожу сосвоих башмаков, – лучше голод, чем оставаться на зиму в проливе. Потому что ужечерез неделю повалил снег и корабли вмёрзли в лёд. Они проторчали на Пингвиньемострове с апреля по октябрь, продуваемые насквозь ледяными ветрами, не менееголодные, чем раньше, отбивая атаки диких индейцев, ссорясь друг с другом иумирая. Только смерть оставалась постоянной, неизбежной, неменяющейся.