Древняя история секса в мифах и легендах - Владислав Петров

Легенды о метаморфозах попугаих есть также у индейцев брибри и кабекар, чьи первые женщины сохраняли на затылках рудиментарные клювы, и вапишана, женская история которых следует известному сюжету — сброшенные, а потом брошенные мужчиной в огонь перья, любовь-морковь и пир на весь мир.

Этот же сюжет встречается у коми, только — возможно, за неимением на севере России попугаев — в молодуху превращается курица. Кстати, курица, наряду с крысой и собакой, претендовала на то, чтобы стать основой для производства женщин лингала (см. выше); местным демиургом был даже изготовлен опытный образец, но дальше этого дело не пошло.

Логично предположить, что чем крупнее птица, тем объемнее женские формы. И многие народы, надо сказать, предпочитали покрупнее: например, германцы, арабы, монголы и русские, у которых есть сказки о превращении в девушек лебедей, и индейцы шикрины, в чьих легендах нашлось место женщинам-аистам. Мифические представители еще двух индейских народов, лакандонов и таулипангов, сожительствовали с женщинами, бывшими стервятниками; весом эта птица невелика, но зато имеет размах крыльев до двух метров.

Тут поражает культурный герой таулипангов Маиткса-ле, который, когда враги перебили все его племя, затаился между трупами с единственной целью поймать среди слетевшихся стервятников самку. А когда стервятница была изловлена, Маитксале попросил ее стать женщиной и женой, на что она ответила согласием. С нею культурный герой и произвел новых таулипангов. У лакандонов все замешалось еще интереснее: этот немногочисленный народ состоит из перемешавшихся между собой потомков женщины-стервятника и женщины-собаки.

И в завершение разговора о птицах два слова о нескладной судьбе индейцев куиба. Две девушки были в поле зрения первого поколения мужчин куиба — одна в прежней, дочеловеческой, жизни была жабой, а другая — птичкой из отряда журавлеобразных, известной в современной орнитологии как южноамериканский лапчатоног. Лишь одной из них предстояло, по выбору мужчин, стать праматерью всех будущих куиба. Жаба была омерзительна, а лапчатоног прекрасна, и понятно, в чью сторону направлялись мужские взоры. Но когда первопредки решили наконец совокупиться с лапчатоногом (то есть лапчатоногой!), выяснилась маленькая подробность: влагалище ее оказалось столь узким, что и речи быть не могло о серьезном сексе и продолжении рода. И пришлось куиба производить детей от девушки-жабы, у которой влагалище было нужного сечения и даже шире, чем нужно...

Было бы странно обойти вниманием насекомых и моллюсков, морских и сухопутных. Понятно, что дать земным народам многих женщин они в силу своей физиологии не могли, но, согласимся, будь даже такой факт один-един-ственный, он и то был бы достоин упоминания.

Народ кадазан, в основном живущий на острове Борнео, обязан своим происхождением «белым пчелам», чье гнездо одиноко живущий мужчина, первый кадазан, нашел в лесу и принес домой. Здесь одна из пчел стала девушкой; кадазан немедленно предложил ей руку и сердце и получил согласие с необременительным условием, что не будет называть супругу пчелой. Молодые стали жить-поживать в полное свое удовольствие, а пчелиное гнездо, дабы многочисленные родственники не путались под ногами, отнесли обратно в лес. Но однажды кадазан — когда у них уже родился мальчик — напился и условие нарушил. Может быть, он всего лишь и сказал ласково: «Пчелка моя», но жена обиделась, опять превратилась в насекомое и улетела в лес. Осознав ошибку, кадазан взял мальчика за ручку и пошел следом. Уж как он там каялся, одному кадазанскому демиургу известно, но жена его простила, а пчелы, радуясь их примирению, все скопом превратились в людей, заложив тем самым фундамент народа кадазан.

Печальная, но очень жизненная история запечатлена в легенде береговых коряков. Один женатый человек полюбил девушку. Если точнее, то вообще-то она была мухой, но стоило ему ускользнуть от жены и позвать любимую, которая скрывалась на дереве, как она тотчас спускалась к нему, превращалась в девушку, и они занимались любовью. К несчастью, о происходящем узнала жена, выследила мужа, вызвала муху на разговор и безжалостно ее прихлопнула, а потом послала мужа подальше и ушла жить к родителям. Таким образом, коряк лишился в одночасье и жены, и любовницы. И что же он сделал? Нет, этот корякский Ромео не лишил себя жизни рядом с размазанным по стволу телом любимой, а униженно стал просить жену вернуться к остывшему семейному очагу. Та в конце концов дала себя уговорить, и супруги воссоединились. Вот и весь сказ...

Что же касается моллюсков, то тут необходимо обратить взор к Китаю. У китайцев в разных вариациях бытует миф об улитке, которая превратилась в девушку и стала китайцу, в чьем доме это превращение случилось, доброй женой. С трогательным прибавлением эта история рассказывается в провинции Цинхай: будто бы жену-улитку у китайца отобрал сраженный ее красотой богатый чиновник и тогда китаец и бывшая улитка превратились в птичек и улетели на небо. Этот вариант имеет и такую версию: когда чиновник затребовал к себе красавицу, она послала ему сначала вместо себя кофту, потом штаны и только после этого — видимо, исчерпав все возможности склонить его к фетишизму — явилась сама в одном исподнем. Муж после этого от огорчения разбил голову о стену дома чиновника, и душа его отлетела в небеса в виде птички, а жена превратилась в гребень — назидание всем прочим женам, чтобы, причесываясь, они каждый раз думали о сохранении целомудрия.

У народа лису, живущего бок о бок с китайцами, есть миф о морском моллюске женского пола, то ли осьминоге, то ли кальмаре, который днем прятался в сосуде с водой в доме некоего Гуа-цзы, а по ночам превращался в девушку. Хитрый Гуа-цзы девушку выследил и уговорил выйти за себя замуж; в приданое ему досталось множество скота и домашней птицы, которые молодая жена сотворила мановением руки. Оказывается, она была не просто моллюском, но еще и дочерью дракона, который передал ей по наследству кое-какие способности.