Раненое сердце - Полевка

романы вызывали у него скорее раздражение, а детективы и фантастика отталкивались от его мозга, как масло от воды. Он вообще не понимал, зачем писать такие странные вещи, а уж тем более, тратить свое время на чтение чужих фантазий. Оставалась специальная литература – учебная и методическая, но во взбудораженные мозги умная мысля бы не протиснулась, хоть кричи.

Можно было бы прогуляться до питомника и посмотреть, как обживаются дети из Федерации, не нужна ли им помощь? Они не знали язык местных, и хотя практически все взрослые разговаривали на общепланетарном, но дети, те, которые из местных, разговаривали как родители. Конечно, малыши быстро учатся. Все, кто собирался учиться, говорили на общем языке с такой же легкостью, как и на родном. В младших классах обучение было на двух языках – сабахском и общем, а вот школы второй и третьей ступени были исключительно на общепланетарном языке. Как подозревал Альби, из-за отсутствия учебников на сабахском, да и дальнейшее специальное образование подразумевало, что оно будет закончено на Земле. А это значило обязательно общепланетарный язык. Кстати сказать, он был намного проще и в написании, и в грамматике. Он это понял, когда наткнулся на перевод стихов Ясмина. Свекор переводил стихи с сабахского на общий, и хотя перевод был достаточно искусен, Ясмин знал много замысловатых словечек, но все равно, в оригинале стихи смотрелись, как бархат против ситца. Да, и рисунок тот же, и качество прекрасно, но не то…

Не то, чтобы Альби был в этом специалистом, но когда язык оригинала переливается у тебя во рту, как галька в море, со своим ритмом и приливом, то море, записанное языком цифр, теряло свое очарование. Хотя, если не знал оригинала, то и потерю не заметишь… Все же, общепланетарный язык был утилитарным. Язык ученых. Рассчитанный на быстроту общения и информативность посланий.

Альби вышел из-за стола и, дойдя до своей гостиной, замер в раздумьях. Нет. Не хотелось никого видеть или вникать в чужие проблемы. Он мысленно посочувствовал Ясмину, который был вынужден заниматься подобным вследствие своего статуса – супруга эмира. Он покачался с пятки на носок и развернулся в сторону балкона. Там было хорошо. Балкон отделялся от улицы резной решеткой, похожей на деревянную сеть. Глухую и совершенно закрытую. Даже в самый жаркий день на балконе было прохладно. Ни один нескромный взгляд не мог бы проникнуть внутрь. Но зато решетка не мешала воздуху приносить шум и ароматы. Дворец находился сравнительно недалеко от восточных ворот и сегодня оттуда дул ветер, принося аромат пустыни.

На балконе, кроме цветов в горшках и какого-то цветущего куста, лежали матрасики и подушки. Альби приноровился там читать Библию. Еще на корабле он видел, как Айдан читал Коран на деревянной подставке, и, начав обживаться на новом месте, попросил у Заки такую же подставку под книгу. Теперь, когда он чувствовал потребность побыть один и подумать о разном, он заходил на балкон и открывал Библию. Ту самую, что когда-то ему подарили на Рождество. Большую, подарочную, с красивейшими гравюрами. Заки сразу становился на страже, не позволяя никому его беспокоить. Альби в такие минуты не столько читал, сколько рассматривал красоту гравюр и думал о своем.

Вот и теперь он уселся на матрасик, открыл Библию на странице, обозначенной закладкой, и, проведя пальцем по изящно написанным завиткам букв, задумался. С тех пор, как он оказался на Сабахе без Рана и его поддержки, он почему-то чувствовал себя белкой, которая мчится в колесе. Вроде, так быстро бежишь, лапы болят, дыхание срывается, но все равно остаешься на месте. И жаловаться не на что. Клетка красивая, еда вкуснейшая, хищникам не прорваться, а теперь еще и любимый приехал! Он и пузико погладит, и есть, к кому прижаться, но только… вот ведь глупость… чувство бесполезности и ненужности накатывало все сильнее. Неужели единственное, на что он способен, это родить ребенка?

Альби вздохнул и перевернул страницу. Там Моисей раздвинул руками волны Красного моря и уводил израильтян от беды. Так и Ран в свое время сделал настоящее чудо. Спас его от неминуемой гибели, обогрел и защитил. Дал смысл в жизни, а потом показал новый, интересный мир, разрешил жить без страха, не требуя и не прося ничего взамен. А потом пришла любовь. Незаметно, как роса на песок. Вроде и не видно, и не чувствуется, как дождь, но кладешь руку на песок, а он уже мокрый… Он не мог сказать, в какой именно момент понял, что любит. Когда именно осторожные прикосновения стали вызывать дрожь во всем теле, а от случайного взгляда сбиваться дыхание. Любовь, как паутинка, вначале легла невесомым кружевом на сердце, а теперь он в шелковом коконе и счастлив от этого.

Альби перевернул страничку и стал рассматривать старца с бородой и посохом, он вел людей в пустыню. Интересно, он знал, куда именно идет сам и ведет людей? Чувствовал ли он груз ответственности за тех людей, которые побросали свои дома и дела и брели, как потерянные дети. Или они не сомневались в исходе, полностью доверившись Моисею. Ведь он спас их от смерти и пообещал им честный и правильный мир, где все будут счастливы и спокойны. Но ведь так не бывает, чтобы человек не сомневался… хотя бы в себе самом, а уж тем более в другом человеке.

Омега вздохнул и провел пальцем по ровным строчкам бисерных буковок. Так странно, раньше он даже не смел мечтать о подобном. Дом – полная чаша, любимый альфа, который не сводит влюбленного взгляда. Слуги… слуги у него… маленького и ничтожного. Раньше на нем даже взгляд у людей не задерживался, скользил, как мимо пустого места… а теперь Заки замер у двери балкона, почти не шевелится, чтобы случайно не пропустить его желания попить или перекусить. А когда на улице станет прохладно, Заки молчаливо накроет плечи покрывалом, позаботившись заранее о его комфорте и здоровье. Так почему он сидит здесь, уткнувшись в Библию, и пытается найти ответы на вопрос, который еще не сформировался в голове?

Двери балкона открылись и, шелестя юбкой, зашел Айдан. Заки только посторонился и замер плечом к плечу с Нури – доверенным человеком селафь. Хм, попробовал бы хоть кто-нибудь не дать ему пройти, куда он пожелает. Альби едва не поджал ноги в желании оградиться от старшего… хищника(?). Он скосил глаза, но не поднял головы, изображая сосредоточенное чтение Библии. Странно, но раньше он иначе воспринимал этого омегу. Сейчас он чувствовался,