Медленнее, ниже, нежнее… - Татьяна 100 Рожева

Окошко его комнаты выходит на ворота и старую оливу, корявыми корнями вцепившуюся в землю. Стоя у окна, Жора снимает рубашку и видит, как в ворота въезжает машина и из нее выходят Стоян и Василка. Первая его реакция – радость, вторая – удивление. Зачем они приехали, и кто их звал? Ответ напрашивается сам: не позвали бы, не приехали. Возвращаться в зал неудобно. Жора роется в собранной сумке в поисках аптечки, глотает пригоршню таблеток от всего: от поноса, от живота, от головы. Ждет пять минут, прислушиваясь к себе. Вроде ничего. Выходит во двор. Темно. В кроне старой оливы шепчутся, посверкивая, озеро и небо. Олива снизу обросла толстыми ветвями и стоит точно напротив окон зала и спальни.

Вспомнив свои мальчишеские навыки лазанья по деревьям, Жора, не так шустро, как в детстве, но устраивается довольно удобно на толстой ветке, оборвав несколько сочных прохладных листьев для обзора. Листья не долетают до земли, застряв в кроне, а Жора застревает взглядом в окнах зала.

Сквозь дымку штор видно как в тумане, или этот туман в его голове… Он видит, как гости пьют и перемещаются, как Стоян делает минет хозяину, а хозяйка стоит рядом с бокалом в руке. Как Василку раздевают и пускают по кругу, а русские жены смеются и обсуждают это. Как болгарская пара занимается сексом на ковре возле камина перед гостями. Василка в позе наездницы, отблески огня играют с ее телом. Жора вспоминает, что Василка означает «королева» и только сейчас понимает ее насмешливый взгляд и вопрос, правда ли у нее классная жопа…

Потом хозяин рассчитывается с болгарами на крыльце, и они уезжают. Хозяин поднимается в спальню, в одежде падает на кровать и засыпает. Кровать стоит в центре комнаты, откуда, если смотреть в окно, озеро и небо поровну делят мир бисером крыш дальнего берега Лаго-Маджоре.

Хозяйка еще с гостями, они пьют и вяло двигаются в тумане штор, но Жора уже не смотрит. Он плачет в листьях старой оливы, думая о жене и сыне, которых не видел полгода. У них с женой отличный секс, она инструктор по аэробике и младше его на десять лет, но дело не в этом. У них любовь. И он очень соскучился. Телефон и скайп лишь усиливают тоску.

Ну ничего, уже завтра…

Из аэропорта он летит домой. В кармане заработанная сумма, которой хватит на двухкомнатную квартиру в Москве. Не в центре, но все-таки. В первую ночь, не в силах насытиться родным телом, он не слышит недовольной тишины. Во вторую слышит.

«Что-то не так?» «С чего ты взял?» «Чувствую». «Все хорошо, тебя просто слишком долго не было».

В третью ночь она говорит: «Не трогай меня так, мне неприятно». «Я всегда тебя так трогал, ты никогда не говорила». «А сейчас говорю». «Ты с кем меня сравниваешь?» «Ни с кем! С чего ты взял?» «Чувствую». «Что-то ты слишком много стал чувствовать, как с Италии вернулся».

На следующий день Жора следит за женой, обнявшись с толстым московским тополем. Шершавая кора врезается в ладони, ветви высоко, не залезть, но это и не нужно. Они идут, взявшись за руки, и они смеются – его жена и парень моложе ее лет на пять.

Жора возвращается домой собрать вещи. «А где деньги, которые я привез из Италии?» – спрашивает он, глядя в пустой ящик. «Я взяла. Мне были нужны деньги». «Как? На что? Почему ты не спросила меня?» «Ты бы не разрешил». «Почему ты так решила?» «Потому что я дала их в долг. Их вернут с процентами. А ты людям не доверяешь, и ты бы не дал мне это сделать».

Он уходит, хлопнув дверью.

Слава богу, много работы. Большой заказ – особняк на Рублевке, срочно. Хозяин не появляется, распоряжается его поверенный – пацан в галстуке. Под проливным дождем Жора вынужден заставлять бригаду красить и гнать работы в минимальные сроки вообще без выходных.

«Это тебе не Италия…» – бубнит по-болгарски Андон, и Жора, вздрагивая от родной речи, почему-то вспоминают русачку, которая, скорей всего, спала с директором.

– Не будет краска держаться! Я же не бог, чтобы дождь остановить! И люди под дождем должны работать! – кричит Жора пацану в галстуке.

– Мне насрать! Хозяин сказал сделать, значит делай! – орет в ответ тот.

– Слушай, я прораб, а не раб! Не смей так разговаривать! – Жора сжимает кулаки.

Пацан осекается.

– Ладно, извини. С меня тоже требуют.

В заляпанное окно бытовки виден мокрый от дождя особняк, похожий на замок людоеда – в автоматические ворота подают людей, с башенок сбрасывают кости. Традиционная архитектура русского средневековья.

Жора прижимается к стене бытовки, чтобы изменить угол зрения, но картина в окне не меняется. Не меняется она даже если сесть в дальний угол. Серый замок с башенками для сброса костей никуда не девается…

«Я хочу увидеть сына», – звонит он жене через три месяца, не в силах больше убивать в себе тоску. Он слышал, что она сошлась с молодым и беременна от него. «Ты его больше не увидишь! Ты оставил нас без денег, без всего!» – кричит жена. «А где мои итальянские деньги?» «Это твой взнос в будущее ребенка!» – кидает трубку жена.

Жоре хочется плакать. Но приехал управляющий, и он идет показывать работу.

Через год жена звонит сама: «Почему ты не звонишь, ты что, не соскучился по сыну?» «Что-то поменялась?» – с надеждой спрашивает Жора. «Это не телефонный разговор». «Хорошо, я приеду».

Он приезжает. Она с трехмесячным ребенком на руках. Она отдала молодому деньги, он открыл на них несколько тату-салонов и исчез, она даже не знает, где он сейчас, а жить не на что.

Сын обвивает руками его шею.

– Пап, я так ждал тебя…

– Хорошо, – говорит Жора, – все, что нужно ребенку, я куплю.

У жены по-прежнему классная попа, но его это не волнует.

Она одевает детей гулять.

– Я хочу с папой, – робко просит его мальчик.

– Идите с мамой, я сейчас к вам подойду, – сдается Жора.

Он стоит у окна и смотрит на молодую женщину с коляской, которую он когда-то любил, и мальчика, похожего на него. Если отойти вглубь комнаты, в окне остается лишь кусок серого московского неба и пустые строчки проводов. Женщина с коляской и ребенок исчезают при этом угле зрения. Эффект возникает потому, что квартира на десятом этаже, а вовсе не потому, что комната большая.

Жора стоит, прижавшись к стене в страхе, что ребенок может исчезнуть навсегда. Страх заставляет его вернуться к окну.

Во дворе чужая ему женщина качает коляску, а мальчик ищет его глазами.

Жора машет ему, шепча по-болгарски…