Пока ты не станешь моей - Сейбр Роуз

Используя как свои, так и мои наблюдения, она спрашивает, насколько широким он был, насколько прямым, насколько вытянутым и был ли кончик направлен вверх или вниз. Я молчу всё время, пока она рисует, осматривая почти пустую комнату и стараясь не смотреть на то, что она создаёт, на случай если каким-то чудом это действительно будет похоже на Райкера.

Она переводит взгляд обратно на меня.

— Его губы?

У него полные, мягкие, розовые губы, слегка приоткрытые, а нижняя губа слегка опущена.

— Я не понимаю, что вы хотите от меня услышать, — мой голос слегка дрожит, когда она пристально смотрит на меня. — У него была борода.

С тихим вздохом женщина открывает один из ящиков стола и достает папку.

— Полистайте, возможно, кто-нибудь покажется вам знакомым, — предлагает она, поднимаясь на ноги. — Я скоро вернусь, — добавляет она и уходит, оставляя меня в одиночестве в небольшой комнате с единственным окном, через которое проникает луч света, освещая письменный стол.

С прерывистым дыханием я начинаю листать страницы с фотографиями, опасаясь, что Райкер посмотрит на меня в ответ. Но он не смотрит. Ни одно из лиц мне не знакомо, все они кажутся слишком грубыми и жестокими, чтобы быть тем, в кого я влюбилась.

Однако, как только я слышу торопливые шаги художницы, возвращающейся по коридору, моё внимание привлекает одно лицо. Он моложе, на много лет моложе, но я уверена, что это он. Его невинное и почти милое выражение привлекает меня. Художница проходит мимо меня и садится за стол.

— Вот, — говорю я, возвращая папку. — Этого человека зовут Марсель.

Она хватает папку и прижимает её к себе.

— Ты уверена?

Мне хочется закатить глаза. Кажется, что бы я ни сказала, кто-то должен повторить это, как будто я не уверена в своих словах. Но потом я вспоминаю все расплывчатые ответы и неуверенные детали и думаю, что, возможно, я бы поступила так же на их месте.

На лице женщины отразилось легкое удивление, и я подумала, что, возможно, полиция мне не верит. Они проверили каждую конюшню и каждое пустующее здание в радиусе 50 километров и заверили меня, что под ними нет скрытых камер. На самом деле, эта фотография Марселя — первое веское доказательство, которое я им предоставила.

* * *

— Не хочешь зайти выпить кофе? — Мама бросает на меня взгляд, положив руки на руль.

Мы только что вышли из полицейского участка. Снова. Фотография Марселя оказалась бесполезной, его семья утверждала, что не видела его много лет, а все анализы из лаборатории не дали результатов. Хотя полиция все еще пытается разобраться в этом деле, в тоне детектива появилась настороженность, которой раньше не было. Настороженность и скептицизм.

Они поговорили с человеком с бассейна и с тем, кто пытался угостить меня кофе, но у обоих есть алиби. Им не удалось найти только таинственного мужчину из бара, и, кажется, они начинают сомневаться в его существовании.

Мама похлопывает меня по колену и предлагает:

— Кофе?

Она замедляет ход, когда мы проезжаем мимо кафе, и ждёт моего ответа. Я смотрю на людей внутри: кто-то стоит в очереди, чтобы сделать заказ, а кто-то уже сидит за столиками, потягивая горькую жидкость. Я качаю головой. Несмотря на то, что я уже несколько дней не выхожу из дома, я всё ещё не готова. Я продолжаю подпрыгивать, когда люди разговаривают слишком громко, или обливаюсь потом, если они садятся слишком близко.

— Ты уверена?

Я вздыхаю с разочарованием, и мама смотрит на меня с извиняющимся видом.

— Прости, — говорит она. — Я просто думаю, что это пойдёт тебе на пользу. Выйти из дома и немного погулять по городу. Узнать, что мир не так уж плох.

Я стираю слезы и смотрю в окно на мелькающие за ним витрины магазинов. Наш город небольшой, и раньше я чувствовала себя в безопасности здесь. Но теперь с каждым новым лицом, которое я вижу, я задаюсь вопросом, не он ли это. С каждой скрывающейся тенью моё сердце начинает биться быстрее. Я напрягаю слух, пытаясь уловить незнакомые голоса, стараясь понять, не принадлежат ли они мужчине, который назвал меня своей певчей птичкой. Но если он все еще здесь, то просто ждет.

Для тех, кто смотрит на меня со стороны, я кажусь обычной. Мои шрамы почти незаметны, а синяки поблекли и почти не видны. Им трудно представить, с какими муками я постоянно борюсь в своем сознании. Страх, что он снова попытается завладеть мной и легкое желание, чтобы это произошло, чтобы я узнала, все ли в порядке с Райкером.

В полиции меня уверили, что вероятность того, что заказчик попытается забрать меня сейчас, невысока. Полицейские, которые дежурили у нашего дома, уехали, но они по-прежнему регулярно проезжают мимо, чтобы успокоить мою маму.

Жизнь должна была вернуться в нормальное русло.

Но это не так.

Райкер постоянно в моих мыслях. Я мечтаю о нём. Думаю о нём. Я прокручиваю в голове каждый разговор, каждое взаимодействие с ним, но вместо ужаса, который я испытывала в некоторые моменты, я чувствую тоску.

Вчера мама впервые вышла на работу. А у меня начались месячные. Я почувствовала облегчение, что не забеременела, но в то же время меня охватила грусть, которую я не могла объяснить. Казалось, что связь с Райкером окончательно оборвалась.

Как только мама ушла из дома, я позвонила во все больницы, которые смогла вспомнить, и спросила, не поступал ли кто-нибудь с ножевым ранением плеча. Конечно, это было бессмысленно. В ответ я услышала только короткие фразы о том, что они не могут предоставить такую информацию, и раздражение от того, что я зря трачу их время.

В ту ночь я лежала в постели и убеждала себя, что никогда не любила его. Единственная причина, по которой я вообще могла испытывать к нему какие-то чувства, заключалась в сложившейся ситуации. Он был добр ко мне, когда я нуждалась в этом. Но на самом деле я знала его только в стенах камеры. Кто он был за пределами этих стен, мне было неизвестно. Всё, что он говорил мне, могло быть ложью. Вероятно, так и было.

Но потом я вспоминала, как он опустился на колени и как он смотрел на меня, и мне становилось больно за него. Днём он заполнял мои мысли, а ночью вторгался в мои сны. Я постоянно напоминала себе о том, кто он и что сделал, но моё сердце молчало. Оно жаждало его. Жаждало его прикосновений с болезненной