Твоя на 10 дней - Даяна Стил

Я настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как пролетело время. Очнулась, когда работники медленно разбредались по парковке к машинам, сыто блестевшим мокрыми боками. Видимо, пока мы убирали, прошел дождь. Хлопали дверцы, кто-то уже заводил мотор, кто-то протирал сидение велосипеда, кто-то из живущих поблизости удалялся прочь, перепрыгивая через лужи. Сейчас все разъедутся, и все опустеет до завтра…

Рядом взвизгнули тормоза. Я отпрыгнула и обернулась. Из красной спортивной машины, маленькой и подвижной, как и ее хозяйка, выглянула сердитая Маргарет.

– Да что сегодня с тобой?! Кричу, кричу… – проворчала она, но черные глаза смотрели внимательно, цепко. – Весь день бродишь, как опрокинутая, ни на что не реагируешь. Хоть зови, хоть песни пой, а хоть сразу подносом по голове, чтобы внимание обратила!

Однако! Заметила. Надеюсь, только она.

– Не надо меня подносом… – улыбнулась я.

– Запрыгивай, – подмигнула Маргарет. – Подброшу до дома!

О нет, только не это… Она ж душу из меня вытрясет, стоит только попасться в ее наманикюренные лапки. С живой не слезет, пока все не выспросит. А откровенничать не хотелось. Ни с кем. И врать не хотелось тоже.

– Тебе же в другую сторону… – попробовала увильнуть я.

– И что? – перебила Маргарет и, ласково погладив по рулю, добавила: – Хоть девочку свою прогуляю. А то совсем застоялась.

Прогуляться… А это мысль. Ресторан всего в часе ходьбы от дома. Не лезть в душное нутро такси, не отбиваться всю дорогу от вопросов Маргарет, а пройтись по ночному городу, побыть одной… Одной! Господи, какое счастье просто побыть одной… Хоть немного, совсем чуть-чуть! Передохнуть, собраться с мыслями, в которых сейчас такой кавардак, что лучше пока не показываться маме на глаза.

– Ну? – нетерпеливо спросила Маргарет. Взглянула своими глазищами и тихонько рассмеялась. – Да не бойся, приставать не буду. Захочешь – расскажешь, а нет, так и не надо.

– Спасибо, – искренне улыбнулась я. – Но я пешком…

– Тогда до завтра!

Резко взревел мотор, красная машина напружинилась, словно дикий мустанг сорвалась с места и, заложив крутой вираж, исчезла за поворотом. Я развернулась и пошла по улице вдоль парка.

Летний ночной дождь смыл с города дневную суету, жару и шум, наполнил воздух блаженной прохладой и тишиной. Слышно было, как где-то далеко по проспекту изредка проносятся запоздалые машины, а здесь, в парке тихо шелестят деревья, и с мокрых блестящих листьев падают в траву капли, сливаясь в невнятный дробный шорох. Тускло сияли фонари, резали желтыми дорожками черный сырой асфальт. И я бездумно брела по этим дорожкам, и моя тень брела вместе со мною, то обгоняла, удлиняясь, вытягиваясь, то укорачивалась и пропадала, тянулась следом, чтобы за очередным фонарем снова вырваться вперед.

Навстречу шла совершенно мокрая юная парочка, видно угодившая под дождь. Но, похоже, они этого даже не заметили. Держались за руки, смотрели друг на друга совершенно шальными глазами и целовались под каждым фонарем. И не было им никакого дела ни до своей насквозь сырой одежды, ни до приближающейся девицы, – налетели бы, если б не отскочила! – ни до всего остального мира. Как когда-то и нам…

Правда, это было давно. Сто тысяч лет тому назад. Давно и недолго. Накатили боль и горечь, горло перехватило спазмом, стало трудно дышать.

Так. Стоп. Что-то я совсем расклеилась. И все из-за внезапной встречи. Ничего. Я сильная, я справлюсь. Справилась же один раз? Второй раз будет уже легче. Тем более, что еще одна встреча нам вряд ли грозит, а эту я как-нибудь переживу. Все плохое, что могло случиться, пожалуй, уже случилось. Теперь меня уже ничем не удивишь. Загоню все воспоминания в самый дальний уголок сознания, где им самое место. И запру. Замурую, заварю. Чтобы больше никогда не вырвались на свободу. И пойду вперед, не оглядываясь.

Но почему-то я оглянулась. И долго смотрела им вслед.

Домой я пришла далеко за полночь. Тихонько открыла дверь своим ключом, толкнула ее и застыла на пороге: в гостиной горел свет. Что-то случилось?!

Я осторожно заглянула в приоткрытую дверь и с облегчением выдохнула. Все в порядке. Хотя было очень поздно, мама сидела за столом и пила чай на травах.

– Почему ты не спишь? – на ходу спросила я, и обняв ее за худенькие плечи, ткнулась холодными губами в теплую мягкую щеку. Такую родную щеку… Внутри привычно колыхнулась острая жалость. Мама, мама… Как она сдала после смерти отца и всего, что случилось позже. – Доктор сказал, тебе надо больше отдыхать.

– Только и делаю, что отдыхаю, – проворчала мама. И было в этом ворчании что-то от нее прежней: веселой, спортивной, ухоженной, постоянно пропадавшей где-то «с девчонками», как она называла своих подруг. – Вот и решила тебя дождаться.

– Вот, дождалась, – весело кивнула я и снова поцеловала. – Пойдем теперь спать?

Мама немного помолчала и тихонько вздохнула.

– Весь день сердце не на месте было… – она обеспокоенно заглянула мне в глаза: – У тебя все в порядке, Дженни?

– Конечно, в порядке. Я же на работе!

Я мысленно обругала себя за то, что не рванула домой сразу же. Прогуливалась. В одиночестве мне побыть захотелось. А мама тут места себе не находила.

– Ты много работаешь… – мамин голос дрогнул. – А я ничем не могу тебе помочь…

– Ты замерзла, и поэтому говоришь глупости… – Я прижалась щекой к ее щеке. – Сейчас принесу плед.

Я выскользнула за дверь и оттуда крикнула:

– А работаю много потому, что мне там нравится! Очень нравится. У нас замечательные ребята и девчонки! Знаешь, что Маргарет сегодня учудила? Мы все так хохотали…

Я схватила плед и пошла обратно, лихорадочно соображая, что же такого могла учудить Маргарет, что «мы так хохотали». Потому что если кто сегодня и «чудил», то уж точно не Маргарет. А я. Это был мой бенефис. Но мама любила слушать мои рассказы «про работу», и я этим вероломно пользовалась, когда хотела ее отвлечь. Сейчас, похоже, прием не сработал: она сидела в той же позе, в которой я ее оставила.

Я накинула плед ей на плечи, подоткнула его и добавила в чашку горячего чая.

– Ну что, лучше? Сейчас согреешься…

– Завтра будут результаты анализов… – ровно выговорила мама, сглотнула и зябко обхватила ладонями теплую чашку. – Что-то мне страшно.