Богословка Авеню - Александр Чермак

Сегодня прочитал у Лермонтова: «жизнь не стоит того, чтобы о ней так беспокоиться». Действительно, чего я так переживаю из-за этой круглой цифры. Ну хорошо, ну знаю я, что старость не за горами — так что я могу с этим поделать? Кстати, старые сейчас чаще улыбаются, чем молодые. Молодые вечно чем-то озабочены, вечно куда-то спешат, чего-то приобретают, не успевая почувствовать вкуса жизни. В общем, я перестал беспокоиться и решил заняться научной деятельностью. Конечно, я понимал, что выбрал самое неудачное время для научной деятельности, но меня интересовали не деньги и не карьера, а скорее желание понять, почему люди не замечают, как меняются их взаимоотношения друг с другом. Почему никто не видит, что мы постепенно переходим из обычного реального мира в мир виртуальный. Причем реальный мир теперь представляется плоским и скучным, как старое немое, черно-белое кино. Я написал несколько эссе, статей и даже что-то вроде магистерской диссертации на эту тему. Что-то было опубликовано, несколько социологов и философов прочитали, — и на этом все закончилось. Все эти труды до сих пор лежат в моих столах и шкафах. Иногда я стряхиваю с них пыль и просматриваю, перелистываю десятки страниц, со множеством ссылок и цитат из работ известных ученых, с таблицами и статистикой, с графиками и диаграммами. И я вижу, что все так и есть — переход продолжается, но никто этим не интересуется, все варятся и барахтаются в информационном бульоне, но никто не хочет поднять крышку кастрюли и посмотреть, что же из этого сварится.

За 5 лет до юбилея

Лежу на койке в кабинете у одного из известных московских целителей, которые используют нетрадиционные методы лечения. Он зачем-то воткнул мне иголки в ладонь и в ногу, хотя болит у меня плечо. Пока я лежу и чувствую себя полным идиотом, он занимается каким-то бизнесменом, у которого проблемы с дыханием. Бизнесмен лежит на полу в одних трусах, а целитель ходит вокруг распростертого тела и пинает его ногами. То есть, натурально бьет его в бока своими остроносыми ботинками не первой свежести. При этом он что-то говорит бизнесмену, вроде «… надо успокоиться и сосредоточиться на своей груди…» Бизнесмен что-то мямлит, постанывает от пинков и жалуется на свою тяжелую жизнь. У меня начинает болеть кисть руки, и я уже думаю, что зря сюда пришел и как бы отсюда смыться. Время тянется медленно, нетрадиционный целитель переходит от простых наставлений к угрожающим риторическим вопросам: «А вы желудок почему не промыли перед сном, а? А сколько вы выпили с приятелями в ресторане? А жене что сказали?» и так далее. И потом как приговор: «Так что же вы хотите? Ну откуда у вас может здоровье взяться?» Я смотрю на этого здорового молодого мужика, с красной рожей и злыми бегающими глазками, и думаю, что мне не пришло бы в голову сомневаться в его здоровье.

Вдруг из одежды бизнесмена, развешанной на стуле, раздается звонок телефона. Пациент требует, чтобы доктор подал ему телефон, прикладывает его к уху и тут же вскакивает, бормоча, что ему необходимо срочно отбыть на встречу с партнером… Целитель безнадежно взмахивает руками и устремляет свой хищный экспериментаторский взгляд на меня. Я освобождаюсь от иголок и медленно исчезаю…

Возможно, за 20 лет до юбилея и так все время,

вплоть до сегодняшнего дня (деньги)

Просыпаюсь в 6 утра — первая мысль: когда эта чертова компания отдаст мне мои 70 долларов? Изнутри медленно поднимается неприятное злое чувство — оно ползет, как холодный червь и постепенно овладевает всем телом, занимает собою все пространство в голове, до этого момента свободной и ясной для приятных воспоминаний, мыслей и планов. Почему я должен висеть на телефоне и постоянно напоминать им об этих деньгах, которые я честно заработал? Вслед за этим появляется другая неприятная мысль — я должен заплатить за университет, где учится дочь. Какого черта? Они все равно ничему толком не учат, к тому же преподаватели постоянно прогуливают и врут. А ведь надо ремонтировать машину, опять платить. И так далее, до бесконечности. Пытаюсь отогнать от себя эти навязчивые мысли о деньгах, но они все лезут и лезут.

Наконец, выплывает видение, давняя подлая мечта, совсем не уникальная, отвратительно примитивная, глупая и наверняка преследующая тысячи, миллионы идиотов во всем мире, мечта, на которой вот уже столетия строятся сюжеты, рассказы и сценарии. Чемоданчик с миллионом, а лучше с несколькими миллионами, случайно оставленный кем-то в машине, выпавший из окна горящего дома, забытый наркокурьером в ресторане, выпорхнувший из рук бандитов, убегающих от преследователей, вывернувшийся из-под ноги, из тайника, в глухом лесу. И чтобы никто не знал и не видел, что он достался мне, а я буду брать понемножку, из своего тайника, в каком-нибудь гараже или неприметном сарайчике, и чтобы никто никогда не догадался, откуда я беру эти деньги. А я буду жить спокойно, не буду ходить на работу, не буду ни перед кем пресмыкаться, не буду просить жадных работодателей заплатить мне заработанное или уходить от налогов. Не буду пускаться в сомнительные бизнес мероприятия, в которых я потерял не только много денег, но и достоинства и совести.

Ну можно ли после этого утверждать, что я не такое же примитивное существо как и все остальное человечество? Да и зачем врать самому себе, будто я не люблю деньги? И потом, как же их можно не любить? Можно ли, например, не любить кислород, как компонент в составе воздуха, которым мы дышим? Или не любить женщин, но иметь от них детей? Да, но почему деньги одним людям помогают жить и наслаждаться жизнью, а другим мешают и даже приводят их к гибели?

Чем дольше я живу и чем раньше просыпаюсь по утрам, тем больше я гоню от себя эти мысли о том, за что я переплатил, кто сколько мне должен и кому я должен. Эти мысли несут с собой преждевременную старость, обесценивают существование и, самое, главное, мешают заниматься тем, что мне интересно, мешают любить. В конце концов, насколько я себя помню, постоянное беспокойство по поводу денег никогда не улучшало мою финансовую ситуацию.

За полгода до…

Мой приятель, с которым вместе учились в университете, так написал в своем послании из одной европейской страны,