Дом на птичьем острове. Книга первая. Рожденная быть второй - Таша Муляр

Должскую, устроившись ведущим инженером на кирпичный завод. От совхоза им дали жилье. Наташа пошла в девятый класс местной школы, где и познакомилась с Василисой. Такие, казалось бы, разные, девочки теперь не разлучались ни зимой, ни летом – вместе в школу ходили, на танцы и на музыку, каждую свободную минуту – а их было совсем мало – стремились встретиться и очень доверяли друг другу.

– Ну хочешь, я тебя буду только Василисой звать? Хочешь? – убедительной скороговоркой выпалила Наташа, заглядывая в Васькины глаза-черносливины.

– Да ладно уж, я привыкла к Ваське, но ты согласна, что это совсем не нормальное имя для девчонки? – ответила Василиса. – Все, не болит уже, пойдем дальше, вдруг все-таки кого-то из ребят встретим.

Она скинула босоножку и, балансируя на одной ноге, придерживаясь за Наташу, вытряхнула попавший песок. Затем, словно оттягивая время, поправила банты на тяжелых косах, уложенных корзинкой почти в основании затылка, и вдруг резко развернулась, оказавшись перед Наташей, крикнула с вызовом, протягивая последнее слово:

– Айда за мной! – И что есть мочи побежала вперед, хохоча и зазывая с собой подругу.

– Все, он его больше не встретил. Понятно? – Василиса укладывала маленькую Риту спать.

– Как не встретил? Они же с ним в лесу? Куда же он делся? – удивленно канючила Рита, напрочь отказываясь спать, как сестра ни старалась ее усыпить длинными, выдуманными на ходу сказками.

– Ну как, как? Это же лес, там много тропинок… Помнишь, мы вместе с папой в лес ездили за грибами? Ну вот, зайка по одной тропинке скачет, а волк по другой бежит, – отвечала Василиса с уже еле сдерживаемым раздражением.

Она устала и хотела скорее завершить последнее из своих дел на сегодня, чтобы еще успеть чай попить, надеясь застать маму на кухне и поговорить с ней о важном и тревожащем. А эта мелкая любопытная мышь ну никак не засыпала!

– Все, убежал волк, а зайка пошел к своим деткам спать их укладывать. Поняла? – подвела итог Василиса, погладила сестренку по белокурой головке – надо же, сестры родные, а как от разных родителей, настолько они были непохожи, – и хотела было встать, выключить свет и уйти, как Рита приподнялась на кроватке, села, протерла уже сонные глаза маленькими кулачками, посмотрела на Василису и вдруг прильнула к ней, прижавшись щекой к груди, обхватив обеими ручками.

– Вась, не уходи, посиди еще, ну пожалуйста, – растягивая слова, тоненьким голосочком тихонько сказала Рита. – Я так тебя люблю, ну спой мне еще песенку, ту, про медведицу и Умку! – Она тяжело вздохнула, как маленькая уставшая старушка, пододвинулась ближе и положила голову старшей сестре на колени, свернувшись клубочком, как котенок.

Василиса посмотрела на часы с кукушкой, которые висели в коридоре и были видны в чуть приоткрытую дверь Ритиной комнаты. Стрелка неумолимо приближалась к десяти вечера, вот-вот дверки домика откроются и выскочит маленькая птичка, знакомая ей с детства. Вася вздохнула и затянула глубоким грудным голосом, стараясь петь тихо, чтобы отец не услышал, что Рита до сих пор не спит, а значит, Василиса опять не справилась с порученным ей делом – для него это было смерти подобно.

– Спят твои соседи, белые медведи… – тихонько старательно выводила она. Пальцы ее перебирали волосы малышки, гладя белокурую головку, удивительно пахнущую теплым парным молоком, а в памяти всплывал мультфильм, где маленький Умка искал свою маму, и то время, когда она сама вот так лежала и мама гладила ее по голове, напевая эту же песню.

«Вот ведь, я про себя жалуюсь, что мне тяжело, ною, сколько у меня обязанностей, а ведь Риточка совсем мало с мамой бывает. А оказывается, мне повезло. До двенадцати лет мама была только со мной, Игорек не считается, он парень и так к маме не льнул никогда, хотя до трех лет мама была вообще только его.

А Рита, она ведь сразу третьей родилась, никогда без нас не была и не узнает, как это, когда мама только твоя. Когда у меня будут дети, я постараюсь быть с ними все время, смотреть, как они растут, учатся ходить, говорить… Малыши такие забавные и нежные, как куклята живые. Вот Ритуся вроде уже подросла, а как прижмется, ручками обнимет, все внутри переворачивается. Хотя пусть у меня будет только один ребенок. Я буду любить его одного и больше никого. Ну, мужа еще буду любить, но это другое совсем.

Да, пусть папа говорит, что детей должно быть много, так им легче в жизни будет, они никогда не останутся одни, – вон у отца сколько братьев, их жены, дети, они теперь тоже все нам родные. Они есть у нас, а мы – у них. Да, но когда вот так, рядом, то только тот тебе близок, кого ты действительно любишь, а разве можно всех детей сразу любить?

«Наверное, на самых младших любви уже не хватает? Или, наоборот, от старших любовь забирают и младшим отдают? Где же такое сердце взять, чтобы на всех хватило?»

Нет, пусть у меня будет одна дочка. А сын как же? Ладно, сын и дочка, и все. А муж? Если муж так не захочет? С мужем договорюсь!» – представив, как она будет с мужем договариваться, Василиса улыбнулась, вспомнив редкие споры отца с матерью, в которых прав всегда оказывался отец – без вариантов.

После таких мыслей ей так жалко стало маленькую сестричку, что она невольно сгребла ее вместе с одеялом, подобрала всю, словно драгоценную ношу, прижала к себе и стала качать на ручках в такт колыбельной про пушистого Умку, представляя, что вот так же будет укачивать свою доченьку.

– Ну, лягу сегодня позже, подумаешь, – уговаривала Василиса саму себя, продолжая убаюкивать сестру, сидя на краю кровати, раскачивалась в такт колыбельной, перебирая в ладони ее маленькие пальчики.

Пока тихонько пела, унеслась мыслями в свое раннее детство, когда она действительно была вдвоем с мамой. Вспомнила, как они, переделав домашние дела, пока томился в ожидании ужина в большом чугунке картофель и тушилось ароматное мясо с подливой, а у мамы была свободная минутка, заговорщицки доставали из новенького желтого шифоньера большую коробку с ее картонными куклами.

Сам по себе шифоньер тоже заслуживал отдельного внимания. Когда Васька была маленькой, в их большом доме почти не было мебели. Только самое нужно и простое. Для нее и брата – металлические кровати с пружинными сетками, на которых было так здорово подлетать к потолку, путаясь в спущенных колготках; старая родительская тахта, обтянутая зеленой потертой тканью