Лимеренция - Х. К. Долорес

волосы завиты в идеальные локоны. — Ты думаешь, я хочу, чтобы весь интернет думал, что у меня двойной подбородок? Моя кузина — герцогиня, ты знал об этом? Ты должен обращаться со мной как с леди.

Это забавно.

В любое другое время появление Софи могло бы стать катализатором плохого настроения, но сегодня ностальгия окрашивает все в более яркий оттенок, даже ее плохое отношение.

Я до сих пор помню тот абсолютный оптимизм, который я испытала, когда впервые прошла по этим местам. Мне было не больше четырнадцати, и я была уверена, что наконец-то нашла место, которому буду принадлежать.

За прошедшие четыре года я не могу сказать, что это место сделало гораздо больше, чем просто развеяло весь этот безудержный оптимизм. Лайонсвуд никогда не был таким домом, каким я его себе представляла, но он дал мне одну вещь, которую я никогда не смогу заменить.

Один человек.

Как раз вовремя, на меня накатывает очередная волна сожаления, мои ноги подергиваются, как будто они могут заглушить мой мозг и увести меня обратно внутрь, если я потеряю концентрацию больше чем на секунду.

Однако этот вид сожаления для меня не в новинку, и я боролась с этими побуждениями всю неделю.

И я не собираюсь сдаваться именно сегодня.

Я зашла слишком далеко, чтобы не проходить через это, независимо от того, как сильно мое тело кричит об обратном.

Итак, я вздыхаю и бросаю последний взгляд на железные ворота, которые забрали ровно столько, сколько дали мне.

А потом я выхожу из них.

* * *

Первое сообщение приходит через несколько мгновений после выхода из Uber, и я чувствую, как мое сердце падает на бетон.

Уже?

Я обсуждаю возможность немедленного удаления текста, потому что в глубине души я знаю, что моя решимость уже пошатнулась, и даже безобидный текст может подтолкнуть меня к краю пропасти.

Тем не менее, любопытство берет надо мной верх, и я разблокирую свой телефон, как только оказываюсь в очереди на охрану.

Где ты? Этим утром я проснулся в пустой холодной постели, что определенно не соответствовало тому, как я заснул прошлой ночью.

Мои пальцы дрожат. Должно быть, он только что проснулся, а это значит…

— Мэм. — Агент впереди меня прочищает горло. — Мне нужно увидеть ваше удостоверение личности и билет.

Как только я подхожу к своим воротам, мой телефон снова звонит.

Меня чуть не заставили устроить принцессе Испании "обновленную экскурсию” по школе. Почему ты не здесь, чтобы спасти меня?

Когда я читаю это, меня охватывает мимолетное веселье, а затем, почти сразу же, ужасающая депрессия, когда я понимаю, что это будет последний раз, когда он меня забавляет.

— Через несколько минут мы начнем процесс посадки на рейс 422 в Нью-Йорк, — раздается голос сотрудника по внутренней связи.

Я сглатываю и кладу телефон в карман.

Вот оно.

К этому времени весь выпускной класс Лайонсвуда, должно быть, уже проснулся — если не вся остальная школа. Я уверена, что в кафетерии подают какой-нибудь изысканный бесплатный завтрак, любезно предоставленный рачительным родителем.

Мой желудок урчит при мысли о слоеных миндальных круассанах, ветчине и копченом чеддере "рости", которые стояли на столах в прошлом году, но для меня было бы слишком задерживаться, чтобы перекусить.

Мой телефон звонит как раз в тот момент, когда стюардесса вызывает группу посадки, но я игнорирую его, поднимаюсь с колючего кресла в аэропорту и хватаю свой багаж.

Он звонит снова, пока я просматриваю свой билет, и служащий бросает на меня злобный взгляд.

— Извините, — бормочу я, но мой желудок уже скручивается узлом от осознания.

Должно быть, он нашел записку.

Ни свет ни заря в четверг утром на рейсе относительно пусто, большинство людей предпочитают располагаться в передней части самолета, поближе к выходу, чтобы иметь возможность пересесть.

Но Нью-Йорк не является для меня связующим звеном.

Когда я пристегиваю ремень безопасности, он звонит снова.

На этот раз я готовлю свои нервы к грядущим эмоциональным потрясениям и отвечаю.

Я не удивлена, что первые слова, слетевшие с его губ, были:

— Где ты, черт возьми?

Я делаю глубокий вдох.

Не поддавайся эмоциям.

Не позволяй ему забраться тебе под кожу.

Я знаю больше, чем кто-либо другой, что если я уступлю Адриану дюйм, он проедет милю.

— Не в школе, — решительно отвечаю я.

Взрыв смеха на другом конце провода звучит прерывисто.

— Ну, это я понял. Твоя спальня пуста. И я нашел твою записку. — Нотка неудовольствия в его голосе подсказывает мне, что именно он думает об этом жесте. — «Дорогой Адриан, я люблю тебя, но не могу строить будущее из-за того, кто не чувствует того же. С любовью, Поппи.» — растягивает он слова, и я слышу шуршание бумаги.

Он что, крошит его?

— Прости. Я не хотела, чтобы все так закончилось. — Я сглатываю комок размером с булыжник, образовавшийся в моем горле. — Но я остаюсь при том, что сказала.

— При необходимости над головой будут установлены кислородные маски. Чтобы запустить подачу кислорода, протяните руку и потяните маску на себя. Наденьте маску на нос и рот и стяните резинку через голову…

Адриан хихикает, и я знаю, что он услышал объявление громко и ясно.

— Итак, дай-ка я посмотрю, в курсе ли я, милая. Ты явно в самолете. Направляешься в… — Он делает паузу. — Не домой. Нет, ты бы не вернулась в Мобиль. У тебя нет паспорта, значит, и за пределы страны тоже.

— Ты не знаешь, что у меня нет паспорта, — парирую я.

— Я действительно знаю это, милая. — Уверенность в его голосе сводит на нет все дальнейшие рассуждения на эту тему. — И я сомневаюсь, что ты выбрала бы случайное место. Я уверен, что у тебя финансовые ограничения, а это значит, что ты выбрала пункт назначения с умом. Дай угадаю… — Раздается цокающий звук. — Нью-Йорк. — Еще одна пауза. — Ты поступила в Пратт.

По моей спине пробегает холодок, но я стою на своем.

— Ты этого не знаешь.

— Ну, я этого не знал, — возражает он, и, клянусь, я слышу ухмылку в его голосе. — Но ты только что подтвердила это для меня. — И затем, более резко: — Ну и что? Теперь, когда Пратт выбран, я тебе больше не нужен? Один последний трах, и ты ускользаешь в совершенно новый штат, как незнакомка в ночи? Мне следовало оставить тебе денег на такси, когда ты уходила?

Я вздрагиваю.

Конечно, он злится — у него есть полное право злиться.

— Это не так, — возражаю я. — Так никогда не было. Ты