И пришёл Хрюка… - Ник Винсент

Ник Винсент

И пришёл Хрюка…

Когда ноябрьский туман окутыва полузаброшеннуюдеревушку Чернолесье, он становился не просто густым – он казался живым. Воздух густел, словно становясь вязким, и казалось, что само время застыло, затаив дыхание. Здесь, в этом безмолвном мраке, люди неохотно говорили о Хрюке. Его имя звучало нелепо, будто детская шутка, но в этой нелепости скрывалась ужасная правда. Это была насмешка, которая заставляла кровь стыть в жилах. Никто не видел Хрюку, но его присутствие ощущалось повсюду: в скрипе старых половиц, в хриплом дыхании ветра, в звуках, что не могли принадлежать ничему из этого мира. Люди знали о нём. Даже если сами не признавались в этом.

Антон Сухарев, студент-фольклорист, прибыл в Чернолесье по приглашению профессора Маркова, который изучал странные явления в этом регионе. Но дом в котором остановился профессор встретил его мёртвой тишиной. Комната была холодной, кровать заправлена, а на столе лежал дневник, полный лихорадочных записей.

"Здесь нечто. Оно смеётся. Оно движется вне времени, и оно голодно. Хрюканье… Это не звук. Это зов. Хрюка пришёл."

Слова, казавшиеся бессвязным бредом, с каждой новой строчкой набирали зловещую весомость, будто сами пытались обрести голос в давящей тишине. Антон ощущал, как текст будто вползал в его разум, заполняя пустоты мрачными образами. На страницах были наброски, грубые, словно нарисованные дрожащей от страха рукой. На одном из них возвышалось нечто огромное, нечёткое, в свиной маске, изрезанной трещинами, из которых, казалось, стекала тёмная жижа. Вокруг этой фигуры извивались искажённые лица, лишённые глаз, их тела напоминали слепки из грязи и костей, которые вот-вот обрушатся, как гниющий каркас.

На полях записи:

"Если ты слышишь, он уже близко. Не смотри в окна. Не открывай двери."

Первый вечер.

Антон провёл день, осматривая деревню. Большинство домов были заброшены, крыши провалились, окна зияли пустыми глазницами. Возле одного дома он заметил странные следы: глубокие ямки в земле, напоминающие следы копыт, но с длинными бороздами, будто от когтей.

Ночью он проснулся от странного звука. Глухое, влажное хрюканье эхом отдавалось в стенах. Оно звучало то ближе, то дальше, словно существо двигалось вокруг дома. В какой-то момент он услышал скрип пола. Этот звук был тихим, но неестественным. Антон затаил дыхание.

И тут раздался новый звук – низкий, хрустящий шорох, словно что-то влажное и склизкое волочилось по земле, вытягивая за собой тяжёлое, деформированное тело. Антон замер, словно его тело парализовало первобытным страхом. Каждое его движение казалось преступлением против собственного выживания.

Его взгляд невольно приковался к окну. Туман за стеклом был странно живым, он вспучивался и колыхался, как огромная грудная клетка, медленно вздымающаяся в дыхании. В какой-то миг внутри этого хаоса проявился силуэт, смутный и чудовищный. Два тусклых, темнокрасных, словно налитых кровью глаза вспыхнули в глубине, излучая холодный, нечеловеческий свет. Антон различил очертания свиного рыла, искажённого, будто разбитое зеркало, чьи осколки пытались собрать в нечто целое, но не смогли. И это "нечто" смотрело прямо на него.

Звук прекратился. Наступила полная тишина….

Открытие в записях.

Наутро, едва рассвело, Антон вновь углубился в дневник профессора. Там говорилось, что Хрюка – это не существо в привычном смысле. Это сила, древнее самого мира, обитающая за пределами реальности. Оно приходит не просто убивать – оно разрушает человеческий разум, открывая ему жуткую правду о вселенной.

"Его зов – это не просто звук. Это разлом в самой ткани реальности, дрожащий отголосок мира, где привычные законы теряют силу, где сама материя глумится над своей формой. Хрюканье – это нечто большее, это издевательский смех бездны, смех, от которого рушатся границы разума."

Вместе с этим были упоминания о "живом тумане", который действует как проводник между мирами.

"Он всегда близко. Если ты чувствуешь, как воздух становится густым, не дыши глубоко. Он может чувствовать твой страх."

Антон вдруг заметил, что страницы дневника стали липкими, а чернила растекались, как живые.

Вторая ночь

Этой ночью Хрюка пришёл ближе. Антон запер двери и окна, но вскоре почувствовал, как туман сочится сквозь щели, стекает по стенам, растекаясь лужами на полу. Из этих луж поднимались тонкие, дрожащие отростки, похожие на нервные волокна, тянущиеся к нему.

Когда он отпрянул, один из отростков резко дернулся и замер, словно изучал его. Внезапно дом затрясло, и из тумана раздался низкий, глухой хрюк, от которого заложило уши.

Антон вскрикнул, но его голос утонул в этом звуке. Всё вокруг стало искажаться: стены вытягивались, углы ломались, словно пространство пыталось вывернуть себя наружу.

Внезапно он увидел это. Существо, огромное, обволочённое клубящейся массой тумана. Его свиное рыло было одновременно нечётким и пугающе реальным, словно насмешка над самой идеей жизни. Но самое страшное было в его глазах: они не отражали свет, они поглощали его, превращая в бесконечную пустоту.

Существо издало хрюканье, и Антон понял, что оно не исходит из его глотки – звук шёл отовсюду, из самого пространства.

Последняя запись.

Когда случайно забредшие туристы спустя годы обнаружили дневник, его страницы были пропитаны чем-то липким, похожим на засохшую кровь, а буквы, казалось, проступали из тёмной глубины. Там было всего две фразы, написанные дрожащей, почти нечеловеческой рукой:

"Он смотрит.

Мы всегда были его пищей."

Как только последняя фраза была произнесена вслух, в воздухе раздался низкий, влажный звук, напоминающий глубокий вдох чего-то огромного. Тишина вокруг деревни стала тяжелой, словно вся окружающая природа замерла в страхе.

Туман начал стекаться к их ногам, как живая, сознательная сущность. Один из исследователей вскрикнул, указывая на окно: в глубине серого марева мелькнуло движение. И там, где разум отказывался видеть, проступили тусклые глаза, холодные и лишённые всякой жизни.

Существо появилось. Оно не торопилось. Оно знало, что времени у него достаточно.

Последним, что записал один из выживших на диктофон, был хриплый, срывающийся шёпот:

"Он не уходит.

Он всегда был здесь."

А затем снова пришёл Хрюка.