Перекресток воронов - Анджей Сапковский

Анджей Сапковский

Перекресток воронов

Свищет жуткий ветер, темень страшная вокруг,

Ужас кровожадный чуть скрывает мрак.

Зло крадется, зло все ближе, время помощи просить.

Нас спаси же, приходи, ведьмак!

Эхом разнесется крик невинной жертвы.

Только темень ночи да холод ей вослед.

Кровь падет на камни, белизну берез окрасит, –

А ведьмака как не было, так нет.

Анонимная баллада, примерно 1150 год p. R.[1]

Грехов юности моей и преступлений моих не вспоминай

Псалтирь 24:7[2]

Каэдвен есть страна меж Драконьими горами на севере, Синими горами на востоке и непроходимыми чащами на западе зажатая. Правят там наследственные короли из рода Топпов. Сперва столицу в древнем Бан Арде держали, однако город тот в 1130 году post Resurrectionem король Дагреад подарил чародеям под школу, столицу же перенес в Ард Каррайг, в центре страны лежащий.

К иным важнейшим городам Каэдвена относятся Бан Феарг, Даэвон, Бан Филлим и Бан Глеанн.

Гербом Топпов и всей страны со времен незапамятных служит единорог – d'or, licorne effrayée de sable[3].

Глава первая

Вокруг королевских земель Каэдвена лежат входящие в состав королевства пограничные земли, называемые марками или же мархиями. Отданы они под управление маркграфам, иные наследственным, иные королем назначаемым. Название такое оттуда происходит, что земли эти представляют как бы авангард, и, продвигаясь вперед все дальше, должны завоевания вести и новые земли для Каэдвена у эльфов отбивать, границы раздвигать и все дальше свои знаки – то бишь как раз марки – ставить. Мархии же сии суть таковы: Западная, Верхняя, Озерная и Нижняя.

Болдуин Адовардо, Regni Caedvenie Nova Descriptio[4]

Геральт, несмотря на самое искреннее желание – причем по довольно важной причине, – никак не мог сосредоточиться на болтовне войта. Все его внимание занимало большое чучело вороны на войтовом столе. Ворона, зыркая на ведьмака стеклянным глазом, стояла на подставке из окрашенной в зеленый цвет глины, причем обе ножки вороны были в этой глине утоплены. Следовательно, ворона, несмотря на абсолютно живой вид, никоим образом живой быть не могла, сомнению это не подлежало. Почему же тогда, не на шутку удивлялся Геральт, ворона уже несколько раз моргнула ему своим стеклянным глазом? Неужто магия? Да вряд ли, ведь его ведьмачий медальон не дрогнул и не завибрировал, ни разу и ни в малейшей степени. Тогда галлюцинация, что ли? Видимость? Вызванная, возможно, тем, что он пару раз получил по голове?

– Повторю вопрос, – произнес войт Булава. – Повторю, хотя повторять не привык.

Войт Булава уже несколько раз заверил Геральта, что повторять не привык. Несмотря на это, повторял постоянно. Видимо, любил это дело, хоть и не привык.

– Повторю свой вопрос: из-за чего все на самом-то деле вышло? Что у тебя против этого дезертира было, за что ты его так ужасно изрубил? Какие-то давние обиды? Никак, понимаешь, не могу поверить, что все случилось из-за того селянина да девичьей чести его дочурки. Что ты будто бы на выручку поспешил. Словно какой-то сраный странствующий рыцарь.

Ворона моргнула. Геральт пошевелил связанными сзади руками, стараясь хоть чуть разогнать кровь. Ремни поводьев болезненно врезались в его запястья. За спиной он слышал тяжелое дыхание деревенского пристава. Пристав стоял прямо позади и – Геральт был уверен – ждал лишь повода снова заехать ему кулаком в ухо.

Войт Булава засопел, развалился в кресле, выпятил брюхо и бархатный камзол. Геральт всматривался в грудь камзола и различал по ней, что войт ел сегодня, вчера и позавчера. И что как минимум одно из этих блюд было в томатном соусе.

– Я-то думал, – сказал войт, наконец, – что никогда не придется видеть ни одного из вас, ведьмаков. Много уж лет, как ни одного не видали. Будто бы после 194-го года мало кто в живых остался – там, в горах. Да и потом слух шел, что и оставшиеся повымерли, не то с голоду, не то от заразы. И вот те на, появляется один такой, и как раз в моей деревне. И первое, что совершает, так это убийство. А пойманный на месте преступления еще имеет наглость ссылаться на какие-то долбаные указы.

– В силу именного указа от тысяча сто пятидесятого года, – прохрипел Геральт, откашлявшись, – изданного Дагреадом, королем Каэдвена и пограничных мархий, primo: ведьмакам разрешается свободно заниматься своей профессией на территориях королевства и мархий, а также выводятся оные из-под юрисдикции местных властей…

– Первое «примо», – резко оборвал его Булава, – скоро полвека уж, как Дагреад в прах обратился, а вместе с ним его именные самодержавные указы. Второе «примо», никакой король ничего у меня ни из-под чего не выведет, поскольку король в Ард Каррайге далеко отсель, а здесь правит местная власть. То есть я. А третье «примо» в том, что ты, браток, не за исполнение своей профессии арестован, а за убийство. Волколаков ловить да леших убивать это твое ведьмачье дело. Но вот людей резать тебе ни один король привилегии не давал.

– Я действовал, защищая…

– Даррил!

Пристав послушно приложил Геральту кулаком, на сей раз по шее.

– Повторяешь одно и то же, – войт взглянул в потолок, – и это нервирует. А ты знаешь, до чего могут довести нервы? Даже такого спокойного человека, как я?

Ворона моргнула стеклянным глазом. Геральт молчал.

– Ты, – сказал наконец Булава, – не ведьмак. Ты дефект. Починка тебе нужна. Надо вернуть тебя в это ваше горное поселение, о котором люди болтают. Не знаю, как там у вас с этим поставлено. Может, такую недоделку навроде тебя разбирают на составляющие, а потом используют их для выпуска новых ведьмаков, получше. Ведь так у вас там делают? Из разных частей человеческих же ведьмаков собирают, сшивают или склеивают, или еще как. По-разному люди говорят. Так что, не болтая по-пустому… Я тебя, неполучившийся ведьмак, отправлю обратно в горы, за Гвенллех. Через неделю.

Геральт молчал.

– Даже не спросишь, почему через неделю? – Войт оскалил желтые зубы. – Любишь ссылаться на указы да законы. Так и я стою за закон. А закон такой, что носить оружие здесь в деревне чужестранцам запрещено. А ты сюда с оружием вошел.

Геральт хотел запротестовать, мол,