Сияние луны - Лайан Герн

На полях, обращенных к востоку, Мне видно, как блики сверкают Восходящего солнца, А назад оглянулся – Удаляется месяц за горы…

Манъесю, свиток 1, из «Страны Восьми Островов». Перевод А. Е. Глускиной

В моей руке лежит перо. Я держу его осторожно, благоговея перед хрупкостью и древностью. Белизна по-прежнему прозрачна, а алые кончики до сих пор светятся. – Это перо священной птицы хо-о, – сказал мне Мацуда Шинген, настоятель храма Тераяма. – Она явилась твоему приемному отцу Шигеру, когда ему было всего пятнадцать, меньше, чем тебе сейчас. Он рассказывал тебе об этом, Такео?

Я покачал головой. Мы с Мацудой стояли в комнате с краю крытой аркады, что проходит вокруг главного двора храма. Снаружи доносился шум приготовлений, многочисленные голоса заглушали привычное пение монахов и звон колоколов. Я слышал, как за воротами моя жена Каэдэ разговаривает с Амано Тензо о том, как прокормить нашу армию по пути на войну. Мы отправлялись в Маруяму, великий домен в Западном Краю, – Каэдэ была законной его наследницей. Осталось заявить свои права и сразиться, если потребуется. С конца зимы в Тераяму стекались воины, чтобы присоединиться ко мне, и теперь у меня набралось около тысячи людей, размещенных в храме и прилегающих деревнях, не считая местных крестьян, которые тоже рьяно поддерживали мое дело.

Амано, самый преданный вассал семейства Ширакава, был замечательным наездником и обожал животных. Каэдэ со служанкой Майами с похвальным умением распределяли оружие. Они обсуждали все с Амано, а тот сообщал их решения воинам. Тем утром он пересчитывал имеющиеся у нас тележки, запряженные волами, и вьючных лошадей. Я старался не слушать и сосредоточиться на словах Мацуды, хотя так хотелось скорее тронуться в путь.

– Будь терпелив, – мягко упрекнул меня настоятель. – Это займет не больше минуты. Что ты знаешь о хо-о?

Преодолевая себя, я устремил внимание к перу на ладони и попытался вспомнить, чему учил меня бывший учитель Ихиро, когда я жил в доме господина Шигеру в Хаги.

– Это священная птица. Согласно легенде, она появляется во времена мира и справедливости. Она изображается тем же иероглифом, что и имя моего клана, Отори.

– Верно, – подтвердил Мацуда, улыбаясь. – Такое случается не часто. Мир и справедливость сейчас большая редкость. Однако Шигеру видел ее, что, полагаю, и воодушевило его к воплощению добродетелей в жизнь. Тогда я сказал ему, что перья птицы будто подернуты кровью – недобрый знак. А вот теперь его смерть не дает покоя нам обоим.

Я всмотрелся в перо. Оно лежало поперек шрама на правой ладони, обожженной когда-то давно в Мино, моей родной деревушке, в день, когда Шигеру спас мне жизнь. Еще моя рука помечена прямой линией Кикуты, семьи Племени – ему я принадлежу, и от него сбежал прошлой зимой. Мое наследие, мое прошлое и будущее – все здесь, на ладони.

– Зачем вы показываете мне его?

– Скоро ты уедешь отсюда. Ты провел у нас всю зиму, учился и тренировался, готовился исполнить последнюю волю Шигеру. Я хочу, чтобы ты помнил: его целью была справедливость. Ты тоже должен стремиться к ней.

– Я этого никогда не забуду, – пообещал я и почтенно поклонился перу, нежно держа его обеими руками. Затем отдал настоятелю. Он тоже поклонился и положил перо обратно в лакированную шкатулку.

Я молчал и думал о том, как много для меня сделал Шигеру и сколько подвигов предстоит мне совершить, чтобы отблагодарить его.

– Ихиро рассказал мне о хо-о, когда показывал, как писать имя, – наконец произнес я. – В прошлом году я видел учителя в Хаги, и он велел мне дождаться его в Тераяме, но я не могу больше ждать. Мы должны отправиться в Маруяму на нынешней неделе.

Я беспокоился о старике с тех пор, как сошли снега, поскольку знал, что повелители клана Отори – Дяди Шигеру – пытаются прибрать к рукам мой дом и земли вокруг Хаги, а Ихиро упрямо им сопротивляется.

Как оказалось, волнения мои были не напрасны. Я разговаривал во дворе с Амано, когда услышал шум внизу: сердитые крики, быстрые шаги, топот копыт. Всех удивило появление на склоне всадников. В храм Тераяма не принято подниматься верхом. Паломники идут пешком по крутой тропе, а самых старых доставляют крепкие носильщики.

Я побежал к входу, созывая охранников.

Они быстро закрыли ворота и опустили засов. Через двор спешил Мацуда. Он был без доспехов, но на перевязи висел меч. Не успели мы обмолвиться словом, как из караульной послышался вопрошающий крик:

– Кто посмел приблизиться верхом к воротам храма? Слезьте с коня и проявите уважение к мирному месту.

Это был голос Кубо Макото, молодого воина-монаха Тераямы, который за последние месяцы стал моим ближайшим другом. Я подбежал к деревянному частоколу и поднялся по лестнице в караульную. Макото махнул рукой на отверстие для наблюдения. Через щель в стене я увидел четырех наездников. Они галопом поднялись по склону и резко осадили уставших коней. Всадники были при полном вооружении, на шлемах явственно вырисовывался герб клана Отори. На мгновение мне почудилось, что это гонцы от Ихиро, и тут мой взгляд пал на корзину, привязанную к седлу. Сердце окаменело. Не приходилось сомневаться, что внутри.

Кони вставали на дыбы и дико ржали, и причиной тому был не только тяжелый подъем, но и страх – из ран на крупах сочилась кровь. Наверх по узкой тропе спешила толпа разъяренных мужчин, вооруженных серпами и палками. Некоторых я узнал сразу – крестьяне из прилегающей деревни. Воины достали мечи, и подоспевшие слегка отпрянули, однако не разбежались, а встали плотным полукругом, сохраняя боевую готовность.

Предводитель всадников окинул крестьян презрительным взглядом и выкрикнул в сторону ворот: